Глава 7. Метка
Было трудно, если вообще возможно, скрыть происшедшее от родителей, обладающих инстинктами охотников и великолепным обонянием. Така видел боль в глазах своей матери, когда рассказывал о происшествии в норе медоеда и чувствовал смешанные печаль и радость. Странная радость, которая согревает сердце, когда слезы и симпатия исходят из любви. Она притянула его к себе, начала тереться об него мордой и целовать.
Его отец Ахади ушел рано, почти ничего не сказав. Втайне Така надеялся, что отцу было немного стыдно за то, что он сделал Муффи своим наследником, и теперь он передумает. Вместо этого Ахади сказал только:
— Я вернусь.
Акаси вылизывала рану Таки, держа ее в чистоте, но, несмотря на это рана начала неметь; она пульсировала с каждым ударом сердца. Така застонал: любое движение стало болезненным. Он хотел отдохнуть, но не мог нормально заснуть и постоянно просыпался.
— Сколько еще это будет болеть?
— Я не знаю, сынок, — Акаси начала снова аккуратно зализывать рану. — Я посмотрю, что у Македди есть от боли.
— Я не могу больше терпеть, — сказал Така. — Пожалуйста, узнай, что у него есть. У меня все лицо горит. И болит голова.
— Я не знаю, где Зазу. Как только твой отец вернется, я пошлю его.
— Куда он ушел?
— Не знаю, но догадываюсь.
— Надеюсь, он скоро придет. Очень скоро.
— Я тоже.
Он закрыл глаза и опять попытался заснуть.
Пришла Сараби.
— Как он?
— Отдыхает.
— Ему больно?
— Да. Бедное дитя. Как только Ахади вернется, я пошлю его к Македди.
— Я схожу, — сказала Сараби. Она произнесла это как утверждение, и, не дожидаясь ответа, направилась к далекому баобабу.
Неглубокий сон Таки был полон сновидений. Его ноги, рот и уши дергались.
— Здесь так темно, — бормотал он. — Отпусти меня. Отпусти меня!
Акаси не знала, будить его или нет. Но решение было сделано другим.
— Сынок, просыпайся!
Така перевернулся и открыл глаза. Он увидел большие светло-коричневые глаза своего отца, смотрящие на него. Ахади был в пыли. На его губах были следы крови, а нос был поцарапан и кровоточил. Така вскочил.
Посмотрев вниз, он увидел белого медоеда с красным кровяным пятном.
— Он больше не обидит тебя.
— Папа, у тебя кровь течет.
— Правда? — Ахади слабо улыбнулся. — Похоже, он пришел в отчаяние, когда я нашел его секретный выход. На носу?
— Да, — у Таки по щекам потекли слезы. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Ты мне веришь?
Така подбежал и, закутавшись в гриве Ахади, поцеловал его раненый нос и потерся мордой.
— Обещай мне, мы всегда будем друзьями. Обещаешь?
— Лучше я поклянусь, — он расплылся в улыбке. — Тебе лучше, вояка?
— Еще бы!
— Хочешь, я расскажу ту историю?
— Конечно!
В этот момент вошла Йоланда. Она посмотрела на лицо Таки и не успев прикусить язык, выпалила:
— О господи! Что с ним случилось?!
Така в ужасе спрятал лицо.

Глава 8. Корбан!
Авина всегда была вольнолюбивой львицей. Ей, как и любой львице, нравилось охотиться вместе с другими, но она также любила испытывать судьбу в одиночной охоте, как леопард. В этом Авина была необыкновенно хороша, так же хороша, как Узури в управлении групповой охотой. Даже когда она вышла замуж за брата короля и должна была подавать остальным пример, она продолжала заниматься одиночными вылазками в саванну.
Она совершала их днем, чтобы не нарушать ночную охоту. Пропустить вечернюю болтовню с другими львицами было бы непростительно. Охота днем только повышала сложность, и, принося прайду очередную жертву, она хвасталась: «Я сделала это сама, при свете дня». Остальные не обращали на это особого внимания. Они любили хорошо поесть не меньше ее самой, Авина всегда весело кричала: «Обед!» Это было приглашение всем, кто хотел пообедать результатами ее труда.
Оставив Сараби и Эланну под надзором их тети Акаси, Авина беспечно шла в высокой траве, ее золотистое тело растворялось в золоте саванны. Сараби поиграет с Такой, а Муфаса может поболтать с Эланной. Хотя многие думали, что Муффи когда-нибудь женится на Эланне, между ними не было ничего подобного тому, что было между Такой и Сараби. Авина бесшумно, как привидение, продвигалась по равнине; она видела все и не была видима. Ее гордость своим мастерством была очевидна, и у нее были все основания им гордиться.
Стадо бубалов даже не услышало ее приближения, однако взять их было непросто — они время от времени останавливались и прислушивались. У бубалов был нюх на хищников, и это делало их трудной добычей.
Уши вниз, хвост вниз, ноги двигаются в такт матушки земли. Авина не спускала со стада глаз и медленно, но верно сокращала расстояние, останавливаясь, когда время от времени одна из голов отрывалась от травы и поднималась, чтобы оглядеться.
Авина внутренне посмеивалась, она знала, что обязательно будет с добычей. В стороне от выслеживаемого стада был самец. Он был стар и явно медленнее остальных. Сконцентрировавшись, она подкрадывалась все ближе и ближе, с каждым ее шагом напряжение нарастало.
Бубал поднял голову и увидел ее. Не дожидаясь реакции, Авина выскочила из-за укрытия и со всей скоростью, что дал ей Айхею, ринулась к старому самцу.
Он действительно был медленнее остальных. Стадо рассыпалось в огромный раскрывшийся цветок, но она игнорировала все, кроме цели. Ее силы и бесстрашие нарастали, и самец был все ближе, ближе и ближе.
Бубал бросился в сторону, но она повторила маневр. Авина безупречно вписалась в поворот и даже еще больше приблизилась к цели. «Ты мой!»
Она прыгнула со всей силы, как делала это много раз. Вверх и вперед, вытянув лапы, чтобы обхватить его вокруг шеи и свалить на землю.
Но она промахнулась.
— Черт!
Жесткое копыто ударило ее по щеке. В один момент вся ее огромная сила оставила ее. Бесконтрольно перевернувшись несколько раз, она, наконец, остановилась. Оглушенная, не способная дышать, она скорчилась в агонии, схватилась за лицо и немедленно отпустила — оно горело как в огне. Она пыталась закричать, но челюсть была разбита, и все, что вырвалось наружу, был хриплый бессловесный вопль. Гнев и разочарование быстро уступили место ужасу ее положения. Ей отчаянно был нужен друг. Хоть кто-нибудь. Но никого не было. Она лежала на земле, удивленная, что может умереть здесь в одиночестве.
«Нет», — решила она. Собрав все силы, она оторвала свое раненое тело от земли и снова поднялась.
С трудом встав на ноги, она почувствовала, как что-то течет по ее подбородку. Кровь и слюна обильно сочились с ее разбитого лица из угла рта. Она запаниковала.
Задыхаясь, она пыталась сосредоточиться. «Я должна добраться до Македди», — думала она. Не зная точно, где она находится, она теряла драгоценное время, пытаясь найти на горизонте баобаб. «Айхею, абамами — Всевышний, дай мне силы».
Начался ее долгий путь по жаре. Челюсть обжигала при каждом шаге, она пыталась сфокусировать взгляд.
Один раз она потрогала место удара лапой, чтобы понять, что же именно случилось. Обломок разбитой челюсти проступал сквозь кожу. Острый кинжал, покрытый ее кровью. «О Боги, — думала она. — Мое лицо! Мое лицо изуродовано! Оно изуродовано!» Она пыталась понять, как теперь выглядит, и что ей делать, если боль не пройдет.
Что подумает Шака, когда увидит ее? Он по-прежнему будет любить ее, он был хороший и нежный лев, но теперь ее красота ушла навеки. И, скорее всего, она никогда больше не будет охотиться. Какая глупая потеря! Какую глупость она совершила! И это еще при условии, что она выживет. Все ее безрассудство, хвастовство и бравада обернулись против нее. «Какая же я дура! — думала она. — Отборная дура!» Теперь она в лучшем случае будет примером, который родители будут показывать дочерям, когда те действуют безрассудно.

Она брела вперед, стараясь держать голову поднятой. Это было непросто. Ее шея была напряжена, в горле пересохло, и глаз с той стороны, куда ее ударили, слезился. «Иди, девочка, — думала она, — Мне нельзя останавливаться. Я должна найти Рафики. Пожалуйста, боги, пусть он будет дома!»
Солнце мучило ее. Вокруг роились мухи,  но она едва поднимала лапу, чтобы шагнуть вперед, и не могла отогнать их.
Ее глаза начали терять фокусировку. Мир становился темнее, ей казалось, что деревья вдалеке плывут и раскачиваются. «Нет, я не могу умереть! У меня двое детей! Я должна вернуться домой! Должна!»
Кровь покрывала ее грудь и стекала по ногам. Запах крови проник ей в нос с той стороны, с которой она могла дышать. Без сомнения он успел распространиться далеко.
В траве вокруг нее раздались шаги.
— Кто здесь? — слова вышли практически неразборчивыми, она болезненно и медленно повторила. — Кто… здесь?!
— Мы.
Это был голос гиены.
— Помогите мне. Я жена Принца Консорта, — слова жгли как огонь. — Если вы… приведете меня к Рафики… мой муж… наградит вас. Представьте… все, что вы можете съесть!
— Это то, что я вижу перед собой прямо сейчас.
— Нет! Не делайте этого! Во имя Бога!
— Ничего личного, дорогуша, — сказал голос. И как по команде, группа охотников выскочила из травы и бросилась на нее.
Глава 9. Патруль
Сегодня была очередь Шаки идти в патруль. Он не любил эту работу, но и нельзя сказать, что ненавидел. Она отнимала время, которое можно было провести с семьей. Шака предпочел бы играть с Сараби и Эланной, но вместо этого защищал Земли Прайда от редко появляющихся врагов.
Он развлекался, вспоминая эпизоды из Львиной Саги, которые в юности рассказал ему отец. Шака хорошо читал стихи и был ходячей энциклопедией истории и церемоний. Он пел про себя любимую песенку Сараби.
Моко Гривастый большим был котом,
Отважным и грозным притом,
Забрался он в горы, забыв обо всем,
Взглянуть на отчий свой дом,
Идет Моко в горы, и дождь все сильней,
И ветер звенит кругом…
— Эй, там внизу, привет! — прокричал Зазу. — Извините, Ваше Высочество, что прерываю вас, но на восточном лугу гиены. Они убили кого-то.
— Спасибо, — ответил Шака. — Я посмотрю.
Он хотел найти хоть какой-нибудь способ развлечься. Усмехаясь про себя от предвкушения того, какое впечатление он произведет на гиен. «Позволять им охотиться на Землях Прайда? Пока я в патруле — никогда». Легкой трусцой он быстро приближался к цели.
Наконец он заметил их, они  что-то быстро поедали.
Шака рыкнул на гиен. Те зарычали в ответ, но отступили от туши на несколько ярдов.
— Господи, это же львица! — он не узнавал ее, пока не подошел так близко, что смог повернуть лапой то, что осталось от головы. Выражение предсмертного ужаса застыло на изуродованном лице.
— Авина, — тихо прошептал он. Ее разорванное тело лежало под открытым небом, и вокруг роились мухи. — Авина! — Шака посмотрел на небо, глубоко вдохнул и завопил, — Авина!!! О господи, не-е-ет!!!
Его печаль и ярость были как два кролика, пытающихся одновременно влезть в одну нору. Наконец победила ярость. Его красные от ярости глаза захватили цель.
— Мерзкие вонючие убийцы!!! Я убью вас!!!
Он бросился за гиенами. Его ярость была ужасна. Но он был рожден для силы, а не для скорости и не мог поймать шустрых гиен, как это сделала бы львица. Несмотря на это, он все равно продолжал их преследовать.
Падальщики неслись по саванне как ласточки. Один, последний рывок и они с огромным облегчением пересекли границу слонового кладбища, где начинались их земли.
На секунду они остановились, чтобы посмотреть назад — глупая ошибка. Шака продолжал преследование. Он пересек невидимую линию, определяющую территорию его власти и полусбежал-полускатился по склону в пыльное царство смерти. Наконец одна из гиен споткнулась о кучу костей.
Шака очень быстро оказался над ним, придавив огромным весом маленькое тело гиены.
— Ты убил мою жену. Ты вырвал мое сердце, и за это я вырву твое! Молись своему богу.
Не успел он осознать, что случилось, как был со всех сторон окружен гиенами. Они будто материализовались из пыли и появились из черепов и пещер.
— Отпусти его! — потребовала Амэйрак, действующая Ро’мок. — Ты на нашей земле и удерживаешь одного из наших.
— Он убийца! — Шака впился в нее глазами. — Он хладнокровно убил мою жену, и это было на моей земле! У нее было двое детей. Двое детей, к которым этой ночью не вернется мать. Она разорвали ее живую! Живую!
— Я разберусь. А этого я знаю. Он вечно создает проблемы, и если он виноват, я накажу его. Будь уверен.
— Если?! — Шака посмотрел вниз на пойманную гиену. — Я видел его рядом с телом. Зазу видел убийство. Ты сам скажешь ей. Скажи ей, мразь!
Пойманная гиена сжалась от страха.
— Кто-нибудь, помогите!
— Ты не можешь добиваться признания в убийстве смертельными угрозами, — Амэйрак посмотрела назад. — Это моя земля и я даю тебе слово, мы расследуем происшествие по нашим законам. Но сейчас ты должен его отпустить. Уходи. Сейчас же!
— Я тебе не верю
— Ты не в том положении, чтобы вести переговоры, — сказала Амэрак. — Сейчас же уходи. Я встречусь с твоим братом королем этой ночью. Мы все обсудим.
— Ты права, — сказал он. — Ты абсолютно права. Я не в том положении, чтобы вести переговоры. — Шака посмотрел на небо. — Айхею абамами! — закричал он в глубоком горе. Затем он быстро наклонил голову и с чудовищной силой укусил гиену за шею, почти оторвав ей голову. Тело спазматически дернулось и замерло, уставившись в пустоту невидящими глазами. Шепот ужаса прошелся по рядам собравшихся, а затем разъяренная толпа бросилась на Шаку.
Глава 10. Расследование
Сараби и Эланна играли с Муфасой и Такой. Но когда их мама и папа не пришли домой, львята начали беспокоиться. Было уже довольно поздно, и Ахади тоже начал волноваться.
— Может, они оставили детей на нас, а сами где-то развлекаются? — пошутила Акаси. Но она тоже волновалась.
Прилетел Зазу с отчетом.
— Сэр, Кимоки зебра’ха уверен, что…
— Это может подождать. Мне надо знать, где Шака и Авина. Ты их видел?
— Да, сэр, Шака отправился выгонять гиен. Они кого-то убили на восточном лугу, я указал ему, где именно.
— Давно?
— Часа два. А может три.
— Два-три часа?!
— Ну, я могу ошибаться, сэр.
— Где Авина?!
— Я не знаю. Она собиралась охотиться на восточном лугу и… — Зазу замолчал. — О Господи! Это там, где труп и…
— Покажи мне это место. Сарафина, Узури, Иша! Быстро сюда!! — прокричал Ахади.
В ужасе от того, что он мог найти, Зазу повел четверку львов на восточный луг, туда, где он видел труп. Даже с воздуха он смог различить золотой цвет шкуры. Он спустился на землю и содрогнулся.
Ахади подбежал к телу, точнее к тому, что от него осталось.
— О господи, Авина!! — он отвернулся и упал в траву.
Прошло несколько ужасных секунд, в течение которых никто не мог сказать ни слова. Затем Ахади, стараясь сохранить хладнокровие, позволил Узури осмотреть тело. Несмотря на дрожь, Узури смогла выполнить осмотр.
— Ее лицо было… — она содрогнулась. — Эта рана от удара большого копытного животного, несомненно. Здесь следы крови, ведущие назад. Она шла здесь.
Узури прошлась по следу и с ужасом заметила следы гиен.
— Гиены напали на нее, когда она была жива. Бог Мой, эти мрази сожрали ее заживо!
Она вернулась к телу, а затем направилась по следам, ведущим к слоновьему кладбищу.
— Это Шака, я чувствую его запах. Он пошёл по следу гиен.
Львы шли по слабому, но различимому следу, пока не достигла границ слоновьего кладбища. Там их ожидала большая группа гиен во главе с Амэйрак.
Львы вошли группой, обнажив клыки и внушая ужас всякому, кто осмелился бы разозлить их.
— Где Шака? — потребовал Ахади.
— То, что от него осталось, унесли в место мертвых. — Амэйрак нахмурилась. — Он взял правосудие в свои лапы и убил одного из наших на нашей земле, без суда. Мы предлагали провести следствие — справедливый суд по законам нашего народа, но он отверг это и убил самца, жена которого беременна.
— Так вы убили его!
— Мы казнили его. Мы не могли ждать, пока он убьет еще кого-нибудь. Он был слишком опасен, чтобы помещать его под арест.
— Не сомневаюсь, что он был опасен, после того как его жену разорвали живьем. Мы нашли улики.
— А мы нет, Ваше Величество. Мы не могли знать точно, и у нас не было времени узнавать.
— Вот жена убитого самца, — сказала Амэйрак, выталкивая Фабану вперед. Один глаз гиены был вырван, и на его месте остался жуткий шрам. Она съежилась перед могучим королем.
— Если ты хочешь отомстить, — сказала Амэйрак, — то пусть все увидят, как ты будешь честно сражаться с ней, один на один. Пусть они увидят, что ты дал ей справедливую возможность защитить честь своей семьи.
Дрожащая гиена заикалась:
— Пощадите! Пощадите! Я беременна!
Ахади посмотрел на нее с некоторой жалостью.
— Теперь ты знаешь, каково это — терять любимых. Ро’мок навлекает на себя смерть, так играя моим состраданием, но этот раунд она выиграла. Ты не пострадаешь.
Ахади сурово посмотрел на Амэйрак.
— Поскольку твой народ убил моего брата, и поскольку его жена была подло убита, вы Корбан. Вы больше не будете искать падаль на Землях Прайда, пока последний из убивших Авину, не будет мертв.
— Но Повелитель, мы все будем голодать!
— Возможно, несколько голодных ночей заставят тебя лучше следить за соблюдением твоих же законов, Амэйрак. Кроме того, это не самое плохое место для падальщиков. Никогда не знаешь, когда слону захочется умереть.
Она подняла голову и посмотрела назад.
— Ты насмехаешься надо мной, потому что ты могуч, а я всего лишь гиена. Но боги знают, что я должна быть справедлива к своему народу. Гнев ослепил тебя, он отнял у тебя мудрость и справедливость.
Ахади и львицы ушли. Кто-то должен был сообщить новость Сараби и Эланне. Ахади знал, что Сараби и Эланна теперь были его семьей, и он был тем, кто должен сказать страшные слова.
— Айхею абамами, — он запнулся. — Пожалуйста, господи, дай мне силу.
Глава 11. Молоток и щипцы
Муффи и Така стали на шесть лун старше. Их детские пятна давно исчезли, а сами они стали больше и проворнее. Пришло время учиться защищать королевство.
В детских играх они выработали навыки, которые послужат им во взрослой жизни. Но для серьезного боя существовали специальные приемы, которые понадобятся при защите Земель Прайда от нарушителей и соперников. Хотя Ахади стремился добавить в учебный процесс немного веселья, это была уже не игра.
Ахади прекрасно понимал, что лев должен знать свои сильные и слабые стороны. В Муфасе Ахади видел силу и выносливость. И действительно, Муфаса легко освоил фронтальную атаку, которой его научил отец. Подъем на задних лапах, с последующим обрушением на противника града ударов. Така был маленький, но быстрый, и отец учил его захвату бедра, советуя держаться ниже, чтобы вцепиться в заднюю лапу и повалить оппонента. Конечно, против таких атак были защиты, которые они также изучали. Лев, владеющий только одной стратегией, недолго пробудет королем.
Йоланда, будучи сильной львицей, помогала Ахади при демонстрациях. На практике все это выглядело намного жестче, чем во время учебы. Муфаса и Така, как завороженные, наблюдали, как Йоланда и Ахади набрасывались друг на друга. Они не рычали, но даже в этой торжественной тишине была ясно видна грубая сила агрессивного боя. Конечно, Ахади и Йоланда были осторожны и не наносили друг другу травм. Они втянули когти и не впивались зубами, но они боролись в полную силу, и в воздухе стоял запах пота.
Сараби подбежала к Муфасе, стараясь показать, что она здесь случайно.
— Будь осторожен с ним, Муффи, — прошептала она. — Ты знаешь, что ты сильнее. Тебе не надо доказывать это, избивая его.
— Не беспокойся, Сэсси. Он мой брат.
— Тогда не дашь ему слишком плохо выглядеть?
Он улыбнулся.
— Он тебе правда нравится, да?
— Да, — она быстро лизнула его в щеку. — Спасибо, Муффи. Ты такой милый.
— И такой красавчик, — сказала Эланна, заигрывая.
Ахади и Йоланда наконец остановились перевести дух. Ахади убрал гриву с глаз и сказал:
— Конечно, … вы понимаете, … что в настоящем бою … будет победитель … и проигравший.
Йоланда потерлась об него мордой.
— Инкоси, … я касаюсь твоей гривы.
— Я … чувствую. — Ахади глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Так, мальчики. Ваша очередь.

Два брата встали лицом к лицу. Така глубоко вздохнул и начал двигаться вокруг Муфасы. Его голова раскачивалась, вычерчивая сложные неповторяющиеся узоры, пока он выбирал момент для атаки.
Муфаса пригнулся на передних лапах и двигался, стараясь держаться к Таке лицом. Скорость, с которой Така мог броситься и вцепиться в бедро, была пугающей, и Муфаса старался не открывать уязвимых задних лап.
Така хмурился. «Ладно», — думал он. Он продолжал кружить с постоянной скоростью и ровно дышать. Затем он быстро вдохнул.
Муффи правильно понял знак и вовремя отскочил. Така приземлился на пустое место, стараясь найти точку опоры для лап.
Ахади мрачно покачал головой, но ничего не сказал.
Оглядевшись, Така увидел насмешливо улыбающегося Муффи. В ярости оскалив зубы, он начал бешено молотить брата. Испуганный Муфаса методично отражал один удар за другим, блокируя их передними лапами. Така застонал в панике, понимая, что, похоже, он проиграет. Опять. Он посмотрел на Сараби, пытаясь понять выражение ее лица.
Муфасе только это было и нужно. Он ударил Таку достаточно сильно, чтобы свалить его на землю. До того, как Така смог вздохнуть, огромный вес Муффи прижал его к земле.
— Проси пощады!
— Нет! — он задыхался, боролся за воздух и безрезультатно дергался. Муффи был слишком силен для него.
Така отчаянно сопротивлялся, но это было бесполезно.
— Проси пощады!
— Нет!
Така не мог вынести такое унижение, только не перед Сараби! Он увидел, что лапа Муффи в досягаемости его челюстей.
— Проси пощады!
— Я… сказал … нет! — его зубы сами погрузились в лапу Муффи. Когда Муфаса отскочил, вскрикнув от боли, Така вывернулся из-под него и замахнулся со всей силы. Его лапа ударила Муфасу под подбородок, от чего его зубы болезненно щелкнули.
— Прекрати, Така! — Муфаса отступил, и сморщился в гневе. — Не заставляй меня быть грубым с тобой.
— Покажи мне свой лучший удар, — нагло прошептал Така. — Я знаю, что ты осторожен со мной. Ты действительно очень милый.
— А ты действительно дурак, — его глаза сузились. Он бросился на Таку, выполняя захват. Така попытался ударить его по лапам, но Муффи быстро отразил атаку. Продолжая кружить, Така повторил выпад с другой стороны, и опять ничего не добился. Страх охватил его, когда он почувствовал, что его силы убывают. В отчаянии он снова сжульничал, бросившись к лапе с оскаленными зубами.
— Ну уж нет! — Муфаса со всей силы ударил его, выпустив когти. Така растянулся на земле. — Еще раз такое выкинешь, и я снесу твою пустую голову!
Така нетвердо встал на ноги, сделал пару неуверенных шагов, затем сел и потер лицо лапой.
Сараби хотела броситься и утешить его, но она понимала, что это только ухудшит и без того неприятную ситуацию.
Муффи поймал взгляд Сараби и подумал об обещании. Он посмотрел на Таку и увидел ошеломленное выражение его лица.
— Така, с тобой все в порядке?
— Жить буду, — он неуверенно поднялся и тряхнул головой.
Ахади обнюхал укус на лапе у Муффи. Он посмотрел на Таку и нахмурился.
— Вот и потренировались.
— Он жульничал, — сказала Эланна. — Я видела, как он дважды сделал это.
Проигнорировав всех, Така медленно пошел прочь, морщась от боли в щеке, которая познакомилась с тяжелой лапой Муфасы. Он отбрасывал лапой небольшие камни и бормотал слова, которым мама его определенно не учила.
Обойдя лицевую часть Скалы Прайда, он улегся на свое любимое место — уступ под гранитным выступом, который давал прекрасную тень. С трепетом он поднял лапу и осторожно провел ей по лицу. К своему облегчению он не обнаружил следов крови.
— Така!
Он посмотрел в сторону, откуда раздался крик, и увидел Сараби грациозно поднимавшуюся к нему.Така вяло улыбнулся.
— Привет, Сэсси.
Она подошла к нему, ее взгляд не сулил ничего хорошего.
— А вот этого не надо: «Привет, Сэсси». Как по-твоему, что ты сегодня делал?
Его улыбка моментально исчезла.
— Ты о чем?
— Тебе что, жить надоело? Дай-ка осмотрю твою физиономию. — Она начала изучать опухшую щеку под его левым глазом со шрамом, но он отдернулся.
— Не беспокойся обо мне. Я бы выиграл этот бой, если бы он не жульничал.
Она подняла брови.
— Он жульничал? Така, ты укусил его за лапу! Удивительно, что он не снес твою безмозглую голову!
Глаза Таки сузились.
— Я ценю твою поддержку, Сараби, — он насмешливо продолжил: — О, Муффи, будь с ним помягче, он не такой сильный, как ты, — он сплюнул. — Я не хочу, чтобы он позволил мне победить, я хочу побить его! Хоть один раз я хочу быть в чем-то лучше!
— Но ты и так в чем-то лучше, — сказала она. — Я не хочу видеть, как ты страдаешь из-за всего этого, — ее голос дрожал, когда она пыталась сдержать слезы. — Мне очень жаль, что моя любовь ссорит тебя с братом, — она повернулась и пошла прочь.
Така остолбенел.
— Сэсси, подожди!
Он смотрел, как ее фигура спускалась по тропинке.
— О господи, это случилось! — закричал он.
Така бросился за ней, обогнал и встал у нее на пути. Вздрогнув, Сараби остановилась.
— Прости меня! Пожалуйста, прости! — умолял он в отчаянии. Упав на спину, он обхватил ее лапами. — Я люблю тебя! Пожалуйста, не бросай меня, Сэсси!
Сараби увидела абсолютный ужас в его глазах и почувствовала, как у нее встала шерсть на шее. Она забыла свою обиду.
— Я пытался победить, — бормотал он. — Ведь если я проигрываю все время, ты, наверно, не захочешь больше любить меня. Я неудачник, Сэсси, дело не в том, что я не пытаюсь.
— У тебя голова сухой травой набита? — Сараби лапой подняла подбородок Таки так, что бы тот смотрел ей в глаза. — Я люблю тебя, потому что ты добрый и умный и очень милый. Это не изменится оттого, что Муффи побеждает тебя в борьбе, — она поцеловала его своим теплым языком и потерлась мордой. — Все же я немного разочарована тем, что ты жульничал. Я всегда думала, что ты выше этого
— О, — он не понял, понравилось ли ему это замечание, но он любил ее. Целуя ее щеку, он произнес: — Я буду любить тебя до самой смерти. Даже дольше. Все увидят две звезды рядом и поймут, что это мы, — безо всякого стыда его глаза наполнились слезами. — Моя любовь должна быть сильнее самой судьбы, только тогда она выживет. Мое тело может быть слабым, но мое сердце сильно, Сэсси.
— Така, опять это пророчество. Когда ты научишься доверять мне? — она погладила лапой его лицо.
— Я верю в твою доброту, она так сильна, что может победить это, но ты слышала и остальное: «Тот, кто первым коснулся тебя, погубит тебя», — он посмотрел в землю. — Муффи был первый, кто коснулся меня. Он убьет меня, Сэсси.
— Бред какой-то. Он любит тебя!
— Ты знаешь, что он слишком силен для меня. Когда-нибудь мы подеремся, он сорвется и убьет меня, — Така посмотрел в сторону безбрежной саванны, расстилавшейся перед ними.
Сараби была в ужасе.
— Прекрати говорить такое, ты меня пугаешь! — подойдя ближе к нему, она нежно потерлась об его голову. — Така, может быть, у тебя голова действительно набита сухой травой. Муффи любит тебя. Ты ему нужен. Он твой брат. Рафики был не прав — даже Македди сказал это.
Така вяло улыбнулся.
— Действительно,  он сказал! Ты правда думаешь, что мы можем справиться с этим? Все втроем?
Она нежно поцеловала его в щеку.
— Конечно, — она поднялась, помахивая хвостом. — Жди здесь и отдыхай. Я приду через минуту.
— Хорошо, — он медленно опустил голову на лапы и закрыл глаза.
Сараби побежала вниз по тропинке, к выступу Скалы Прайда. Пройдя по ее гладкой поверхности, она вошла в прохладное углубление главной пещеры. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела сидящего рядом Муфасу, который осторожно вылизывал свою рану.
— Муффи, я должна поговорить с тобой.
— Пожалуйста, — он улыбнулся ей.
— Это насчет Таки.
Его лицо приняло мрачное выражение.
— Ну, я пытался быть с ним полегче, но, когда он укусил меня, я разозлился.
— Я знаю, и я не злюсь на тебя, — она вздохнула. — Опять это пророчество.
— Вы поругались?
— Нет. То есть, да, но это уже другой вопрос, — она опять вздохнула. — Ты только не беспокойся, Муффи, но ты помнишь эту историю о том, что первый коснувшийся его будет определять его судьбу?
— Да. Но… — у Муфасы глаза стали вдвое шире. —  О боги, только не говори мне, что он думает, будто я собираюсь прибить его?!
Она внимательно посмотрела на него.
— Ты же этого не сделаешь, ведь правда? Обещаешь?
— О, господи! — удивился он. — Конечно, я обещаю! Он же мой брат! — Муфаса покачал головой. — Что мне с ним делать, Сэсси?
— Скажи это ему. Он хочет услышать это от тебя больше, чем от кого-либо другого.
Кивнув, он пошел прочь.
Бедный Муфаса хотел попросить о помощи родителей, но все это слишком смущало его. Он решил не обращаться с Такой «как обычно». То есть, не смеяться над его капризами, какими бы смешными они ни были, а быть вежливым и напомнить ему, что его любят.
Позднее, в этот же день, ему представилась такая возможность.
Така отдыхал на конце выступа. Именно в этом месте он предпочитал дуться, когда ему казалось, что весь мир ополчился на него.
Масштабность вида помогала ему утопить свои проблемы в буйстве жизни.
— Така!
— Что? — Така даже не соизволил повернуться
— Я только что виделся с Сэсси.
На этот раз Така повернулся.
— Что она сказала?!
— Немного, — Муфаса старался держать хвост так, чтобы он не дергался. И, похоже, ему это удалось. — Она была огорчена. В общем, она выглядела немного расстроенной, и я спросил ее, что случилось.
— О боги, началось, — Така поник.
— Она наблюдала за тренировкой и подумала о предсказании. Насчет той части, в которой говорится, что первый коснувшийся тебя  принесет тебе смерть.
— И? — Така был весь внимание. — Что ты сказал ей?
Муфаса улыбнулся, но по его щеке покатилась слеза.
— Я сказал ей, что ты мой брат. Мне жаль, что я тебя так сильно ударил. Ты укусил меня, и я взбесился. Ты знаешь, как мы оба любим тебя, Сараби и я. Она беспокоится о тебе. Она постоянно говорит мне, что выйдет за тебя замуж, когда ты вырастешь, — Муфаса проглотил внезапно вставший в горле ком. — Ты даже не представляешь, насколько ты счастливый. Я получу королевство, но ты получишь Сэсси.
Така улыбнулся ему, на этот раз по-настоящему.
— Да уж, согласен. Ну разве она не красива?
Не зная, что ответить, Муффи просто кивнул.
Така внимательно посмотрел на него.
— Так, Муффи, ты ревнуешь…
— С чего ты взял?
— Нет, действительно, — Така смущенно улыбнулся. — Боги! Ты мне завидуешь! И все это время… — Така резко вскочил, и подбежал к Муфасе. Он уткнулся в него и обхватил его плечо передними лапами. — Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший.
— Нет. Ну, немного.
— Иногда я просто безумный, — по лицу Таки пробежала слеза. — Помоги мне побороть это, Муффи. Если мы все трое будем стараться, мы сможем победить пророчество. Мы можем. Ты добрый внутри; и Сэсси тоже. Мы должны быть добрыми, чтобы победить это.
Муффи тяжело сглотнул, а затем сказал:
— Не беспокойся. Мы будем по-настоящему добрыми.
Глава 12. Лихорадка из-за львицы
В начале времён Айхею Прекрасный, сотворив мир Ма’ат, принёс его в дар своим детям-духам, чтобы те нашли там свой дом. И они славили его, ибо земля та была доброй. Но в первые дни, что были названы Днями Духов, иные не были счастливы, как того желал Айхею.

«Что для нас эта земля? — спросили они. — Солнце не согревает нас. Воды не омывают нас. Ветер не приносит нам прохладу. Как можем мы назвать это своим домом, когда трава не колыхнётся под нашими стопами?»

И Айхею взял землю, и смешал ее с водой, чтобы стала она податливой. И тех духов, что желали познать удовольствие, он вложил в слепленные из земли тела, и вдохнул в их ноздри дыхание жизни — чтобы солнце могло согревать их, вода могла омывать их, и ветер мог давать прохладу, и они оставались бы частью мира Ма’ат до тех пор, пока дыхание не оставит их. Это, и многие другие удовольствия дал он им как право рождения, но вместе с тем дал и предупреждение. Ибо боль — сестра удовольствия, и те, кто рождены землёй, должен принимать равно и удовольствие, и боль.

ЛЬВИНЫЙ МИФ О СОТВОРЕНИИ МИРА, ВАРИАЦИЯ D-4-A
Рафики проснулся с болью в пояснице. В его возрасте боли по утрам не редкость, и, чтобы привести себя в норму, ему пришлось принимать лекарство. Поскольку оно должно быть свежим и влажным, ему приходилось приготовлять очередную дозу, только когда она была нужна, что означало работать больным и уставшим. Но Рафики не жаловался. Во-первых, он жил один и ему было некому жаловаться, а во-вторых, он был шаман и принимал все, что жизнь приносила ему, с такой благодарностью, на какую был способен.
Бонворт, вымоченный в сосудах из тыквы, должен придать гибкости его позвоночнику. Он аккуратно взял ровно столько, сколько нужно. Затем добавил кору сенофаликса и корни псамнофис геллери. Последним ингредиентом был порошок из альбы — красного цветка, который поблизости нигде не рос, и чтобы получить его, надо было потрудиться. Маленький запас этого лекарства подходил к концу, и Рафики положил его меньше, чем обычно. Он заказал некоторое количество у обезьян, которые жили в лесу, неподалеку от его баобаба.
Другие мандрилы считали Рафики немного странным. Они не понимали значимости этого цветка для Рафики, но с радостью подняли на него цену до предела, который, по их мнению, он мог заплатить. И драгоценное время, которое он мог потратить на пользу общества, было потрачено на сбор пучков трав и прочей мелочевки для оплаты.
Смешав ингредиенты костью антилопы, он, морщась, выпил горькую смесь и быстро запил ее водой с медом. Лекарство не действует сразу, но от знания того, что помощь уже идет, он почувствовал себя лучше.
В ожидании облегчения он приступил к утренней молитве, которая всегда начиналась с благодарности, затем упоминалось имя каждого льва на Землях Прайда, были ли они здоровы или нет, и заканчивалась скромной просьбой «Не забывать о старом Рафики, который верит в тебя».
Завтрак был простым. Любимое им манго, за которым последовали зрелые каннабия австралоафриканус, которые он называл непроизносимым словом на языке мандрилов. Достать мед было непросто, поскольку Рафики был достаточно стар, и залезать на деревья для него было проблемой. Да и в лучшие времена многое в этом деле зависело от удачи. Так что он вылил на фрукт всего несколько капель в качестве приправы и съел свой завтрак. Возможно, в следующей жизни у него будет достаточно меда, чтобы удовлетворить свою любовь к нему, которая с годами становилась только крепче. Он чувствовал, что скоро узнает, — серебряная шерсть, отражавшаяся в чашке для гадания, подтверждала это.
Только после того, как завтрак закончился, и он прочистил зубы изжеванной веточкой акации, он принялся за ежедневную работу. Альба ожидала его — обезьяны сказали, что она будет через три дня, и время пришло. Они, конечно, были сущими грабителями, но они никогда не опаздывали. Одна, вторая и третья вязанки корней и листьев были обрызганы водой, покрыты листьями раттазии и скреплены длинными шипами акации. Товар для обмена был собран с такой заботой, чтобы быть достойной оплатой за маленькие красные цветки, которые ждали его в лесу.
Он уже собрался уходить, когда пришел Муфаса. Муффи было полтора года, и пушок вокруг его ушей и шеи свидетельствовал о нормальном взрослении.
— Я почти забыл о нашей договоренности, — Рафики отложил вязанки в сторону. — Проблемы со сном, как я полагаю? Потеря аппетита?
— Ага.
— Расстройство внимания.
— И не забудь депрессию. Я и раньше бывал не в настроении, но теперь самый настоящий депресняк.
— Посмотрим, — Рафики приложил ухо к груди Муффи. — Вдохни. Хорошо. Теперь медленно выдохни, — Он пару раз постучал по груди Муффи костяшками пальцев. — Еще раз, — Дыхание Муфасы, похоже, подтверждало его правоту. Он проверил пульс на шее и подмигнул. — Грива скоро вырастет, тогда мне придется проверять пульс на лапе. , — Муфаса гордо улыбнулся. — Как Така?
— Прекрасно.
— Кашель прошел, как я понимаю?
— Да, Рафики. Я позаботился о том, чтобы он принимал все лекарства, а не прятал их под языком, а потом выплевывал, когда я не вижу.
— Как ты этого добился?
— Щекотал ему горло, пока он не был вынужден проглотить.
Рафики засмеялся.
— Он просто большой ребенок. Как Сараби?
— О, она в полном порядке.
Рафики выглядел удивленным.
— Ух ты! Твой пульс скачет как газель! — Мандрил посмотрел Муффи в глаза. — Если я не ошибаюсь, у тебя лихорадка.
— Лихорадка?
— Лихорадка из-за львицы. — Рафики провел рукой по волосам на подбородке. — И я уверен, что ты заразился ей от Сараби. Така знает?
— Нет, э-э, я так думаю…
Рафики погрозил Муфасе пальцем.
— Не строй мне невинные, как у ягненка, глазки. Уж я-то знаю. — Он посмотрел Муффи в глаза и тяжело вдохнул. — Ты по уши влюблен.
Муфаса посмотрел по сторонам.
— Должно же быть лекарство. Я не хочу предавать собственного брата. У тебя должно быть что-нибудь от любви.
— У меня ничего нет даже для любви. Ты мне скажи, любит ли Сараби тебя?
— Ну, она мой друг. Конечно, она любит меня.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Я говорю о лихорадке из-за льва. Она когда-нибудь давала тебе эти маленькие намеки? Ты знаешь, ощущение, будто тебя преследуют, и в любую минуту она может броситься?
— Нет. Я… ну она… нет. Нет. Она так влюблена в моего брата. О, Рафики, иногда я ловлю себя на мысли, что хотел бы быть единственным ребенком. Я люблю Таку, правда люблю, но Сэсси не выходит у меня из головы. Я не могу быть слабым, не с подружкой моего брата. Ты уверен, что я ничего не могу сделать?
— Можешь поплавать в холодном пруду, — он похлопал Муффи по боку. — С тобой не случилось ничего такого, чего твоя совесть и немного времени не могли бы исправить. Но держи глаза открытыми. Ты должен быть также справедлив к Сараби. Что она хочет тоже важно. И я думаю, ты слишком низко себя оцениваешь, — он улыбнулся белозубой улыбкой и шепотом добавил: — Если не сможешь дать обоим то, чего они хотят, выбери львицу. То, чего она не получит, тебе тоже не нужно.
Глава 13. Знак власти
После беседы Муффи с Рафики прошло шесть месяцев. Муфаса, и Така подросли и стали сильнее. Чудо взросления становилось все более заметным благодаря своей стремительности. Разница не была заметна день ото дня, но даже если раньше получалось пройти  под низкой веткой, это не значит, что теперь не набьешь об нее шишку на голове. Братья, сыновья Короля, привлекали всеобщее внимание своей силой и привлекательной внешностью.
Горделивость Муфасы никак не сочеталась с его появляющейся клочковатой гривой, из-за которой его шея выглядела более лохматой, чем все остальное тело. Но его родители, Ахади и Акаси, гордились им, и казалось, что грива выглядела от этого более величественной. Ахади утверждал, что он гордится Такой не меньше, чем Муфасой, и Така хотел в это верить.
У Таки была черная грива, что большинство львиц считало очень привлекательным. Его мать Акаси часто говорила ему, что счастье важнее, чем сила, и если есть выбор, надо выбирать счастье. Така видел в этом смысл. Он часто бывал несчастен, но он доверял своей матери и верил в ее любовь. И отчасти он верил, что Сараби любит его, хотя в последнее время они чаще ссорились, чем разговаривали.
Церемония Посвящения, похоже, была единственной вещью, о которой говорили Ахади, Акаси и все остальные. Первые следы гривы для большинства львят были знаком того, что скоро они должны будут уйти в Большой Мир, и это приносило им столько же страхов, сколько и надежд. Это было время пробуждения их интереса к львицам не только как к партнерам по играм. Для Муфасы это был очередной шаг к царствованию — принц взрослел. Все считали, что брат Муфасы не уйдет в Большой Мир, и его, как и Муфасу, будут чтить все подданные Земель Прайда как принца-консорта.
Не было никаких сомнений, что все звери будут пристально смотреть на будущего короля. Для Таки Посвящение было последней возможностью показать себя народу, а он был вынужден находиться в тени своего брата.
Погруженный в такие мысли Така сидел один на Скале Прайда и смотрел на простиравшуюся внизу саванну: сейчас там было несколько гну, но скоро соберется большая толпа, чтобы посмотреть на своего будущего короля и поклониться ему. И на этого, как-там-его-зовут,  его брата, у которого шрам еще. Лишь недавно другие львы начали разговаривать с ним, не косясь на повреждённый глаз. Времена, когда все, умирающие от желания узнать побольше об инциденте с медоедом, спрашивали: «Как ты себя чувствуешь?» или «Могу я чем-нибудь помочь?» давно прошли. Сейчас все зажило, и они это прекратили. Но вместе с тем поползли слухи, по большей части правдивые, о том, как он получил такую метку и прозвище Шрам. Что интересно, никто не обвинял Муфасу в том, что случилось с глазом Таки. Наоборот, все удивлялись, каким же тупым надо быть, чтобы первым полезть в нору к медоеду. Все, у кого есть хоть немного здравого смысла, знают, как поступают в таких случаях медоеды.
— Эй, Така! — сказал Муфаса, садясь рядом. — Думаешь о том, какой завтра великий день?
— Ага, точно.
— Что-то ты не выглядишь очень обрадованным.
— Все нормально, — сухо сказал Така. — Как выгляжу, так выгляжу, не могу по-другому.
— Ну да, — Муфаса изящно поднялся и сел с другой стороны, глядя Таке в глаза. — В чем дело? Это большой день и для тебя тоже. Каждый будет смотреть на твою новую гриву. Кроме того, девчонкам это нравится! Я хочу сказать, что без гривы ты всего лишь котенок.
— Ты, наверное, думаешь, что я тупой, — сказал Така. — Да кто вообще обратит на меня внимание? Половина из них даже не знает, как меня зовут. Я всего лишь котенок со смешным глазом.
— Ты помогаешь защищать Земли Прайда, — сказал Муфаса. — Это важно. И если что-нибудь случится со мной, тебе придется стать королем, — он обвел лапой пустую саванну. — Они все это знают. И еще они знают, что лучше им уважать тебя, а не то они ответят передо мной.
Така посмотрел Муфасе прямо в глаза так, что тому стало не по себе. Муфаса почувствовал, как Така пронзает его взглядом.  Он искал что-то из прошлого, из тех дней невинного раннего детства, когда дружба не требовала доказательств.
— Ты будешь скучать по мне, если я умру?
— Конечно, буду, — немного раздраженно ответил Муфаса. — Что за дурацкий вопрос?
— Не называй меня дураком! Я не переношу, когда меня так называют!
— Я не называл тебя дураком, — сказал Муфаса, пятясь. — В чем дело, в конце концов? Ты только и делаешь, что злишься. Ты сын короля, так что веди себя подобающе. Я не хочу, что бы ты испортил мое Посвящение, понял?
— Да, я понял. Я не хочу испортить твое Посвящение, брат.
С этими словами Така молча пошел вниз.
Сараби дремала в тени акации, когда Така проходил рядом. Ее чуткий слух был потревожен легким шелестом травы. Она быстро посмотрела туда, но сразу успокоилась.
— А, это всего лишь ты, Така.
— Что значит всего лишь я?
Она нахмурилась.
— Только не надо опять. У вас, львов, чуть пушок на шее вырос, так вы уже та-а-акие крутые, — она легонько толкнула его. — Скажи, Така, когда мы будем одни, ты будешь таким же? Улыбнись, если подумал что-то непристойное.
— Не говори глупостей.
— Улыбнись, если думаешь, что я сексуальна.
Он посмотрел в сторону:
— Прекрати.
Сладко мурлыкая, она добавила:
— Улыбнись, если думаешь, что переживешь медовый месяц.
Он расплылся в смущенной улыбке, которую попытался прикрыть лапой.
— Ты мой оптимистичный маленький дьявол, правда? — Она нежно прижалась к нему. — Вот так намного лучше. Ненавижу, когда мы ссоримся.
— Я тоже, — сказал Така. — Наверное, я должен чаще позволять тебе настаивать на своем.
Глаза Сараби сузились.
— Я не хочу, чтобы ты мне все время уступал. По-моему, мы можем иногда расходиться во мнениях. Не надо опекать меня.
— Я не это имел в виду.
— А что? Ты знаешь, я не дурочка.
— Я знаю, — Така лизнул лапу и начал чистить гриву, как он всегда делал, когда нервничал. — Сэсси, давай никогда больше не будем ссориться. Я думал о предсказании. В последнее время я много о нем думаю.
— Я не верю в него, — твердо сказала Сараби. — Я думала, что мы это уже решили.
— Все равно я беспокоюсь. В смысле, мы никогда не ссорились до этого идиотского случая с медоедом, — он снова лизнул лапу и начал теребить шею с другой стороны.
— Пожалуйста, не делай так, — сказала Сараби.
— Что не делать? А… — Така опустил лапу. — Ты думаешь, что всегда будешь любить меня? В смысле, Македди говорил, что мы сами выбираем себе судьбу. Если мы будем стараться, мы можем ее изменить.
Сараби прижалась к нему.
— Бывают времена, когда твоя собственная мать не может любить тебя, — сказала она. — Но не теперь. Забудь о предсказании. Ты мне нравился больше, когда верил мне.
— Я и сейчас тебе верю, — сказал Така, опять начиная чистить гриву. — Я не думаю, что ты когда-нибудь захочешь ненавидеть меня. Но что-нибудь может случиться, что-то очень нехорошее.
— Что, например?
— Я не знаю, что именно, но ты знаешь. В смысле, я могу сделать какую-нибудь глупость, и ты больше не будешь любить меня.
— Что ты говоришь?
— Я взрослею, в этом возрасте львы уходят в Большой Мир искать свое счастье. Помимо еды и воды мне нужно лишь одно. Любовь, Сэсси. Конечно, мама и папа любят меня, может, не так, как Муффи, но все же. И ты тоже любишь меня, ведь правда?
— Конечно! Сколько раз я должна тебе это повторять?!
— Один, — тихо сказал Така. Он положил левую лапу ей на плечо и почувствовал ее дрожь. — Пора определить наши отношения. Я хочу тебя.
— Мы пока несовершеннолетние, — ответила Сараби, — по крайней мере, в их глазах. Это корбан. Они никогда этого не примут.
— Тогда не будем их спрашивать, — сказал Така. — Если ты всегда будешь любить меня, поклянись мне. Я не буду больше тебя просить, пока ты не придешь ко мне по своему собственному желанию. Мы убежим вместе. Уйдем сегодня ночью, когда взойдет луна.
— Я польщена, честно, — ответила Сараби. — Но почему ты так уверен в том, что хочешь, чтобы я была твоей львицей? То есть, мы друзья, но действительно ли ты знаешь, чего хочешь?
Он опять положил лапу ей на плечо и начал ласкать её красивое сильное тело.
— Наша любовь перевернет Небо и Землю, — обольстительно шептал он. — Она будет шириться, как рябь на поверхности воды, расти, расширяться, углубляться. Ты знаешь, как я хочу тебя. Когда ты смотришь на меня, когда ты касаешься меня, я хочу тебя. Сараби, посмотри на меня. Ты знаешь, как я хочу тебя.
Она почувствовала, как их глаза встретились. Это было то, что львицы называли Взглядом.
— Я верю тебе, — она освободилась от Взгляда и опустила глаза. — Ты будешь принцем-консортом. Глупо убегать, когда то, что тебе надо, есть здесь. Здесь безопасно, а там, в Большом Мире, — нет. Мы должны подумать о наших детях.
— Я хочу только одного, — сказал Така с явно подавляемой страстью. — Перед богами, перед звездами, перед всем миром я клянусь защищать, любить и заботиться о тебе всегда, — он умоляюще смотрел на нее, как маленький ребенок, боящийся темноты. — Давай же, Сараби. Скажи это.
Она подняла лапу и протянула к нему. Ее лапа дрожала, она опустила ее. В этот момент она не могла ничего выговорить.
Мучительный момент прошел. Лицо Таки изменилось так, будто он умирал.
— Я понял, — сказал он. — Ты всего лишь маленькая львица в большом мире. Как ты можешь надеяться изменить предсказание? — он печально прижал уши и поджал хвост. — Всем будет лучше, если я уйду. Я хочу, чтобы меня вспоминали с добротой, возможно, с некоторым сожалением о том, как все могло бы быть. А все могло бы быть хорошо, Сэсси.
Сараби почувствовала, что ее глаза стали влажными. Не говоря ни слова, Така побежал рысью в буш.
Есть в глубине души земля теней,
Где слезам нет конца,
Мечты разбитые, надежды где
Ждут своего конца.
Нет, мечты не сдаются так быстро, не уходят надежды тотчас
На кладбище грез, где спит беспробудно все то, что важно для вас!
Они не уступят, не поддадутся и будут вам душу терзать.
Пока они своего не добьются, вам безмятежно не спать.
О да, несчастным тяжело в пути:
Длинна дорога в ночь.
Как никогда луч света нужен, но
Свет поглотила ночь.
Нет, мечты не сдаются так быстро, не уходят надежды тотчас
На кладбище грез, где спит беспробудно все то, что важно для вас!
Они не уступят, не поддадутся и будут вам душу терзать.
Пока они своего не добьются, вам безмятежно не спать.
Сараби смотрела, как он убегал все дальше и дальше, пока он не стал темно-желтым пятнышком на фоне травы. Ее охватила паника, и она, наконец, смогла выговорить:
— Така! Подожди! Я согласна! — но, похоже, он слышал только то, что было у него в голове. — Така!
Он ушел, но его запах еще оставался. Слезы потекли по ее щекам.
— Пусть боги будут с тобой.

Глава 22. Хорошую помощь трудно найти
В третий год правления Короля Рамалаха жила львица по имени Альба верная. Она служила Королеве Шакуле со дня своего совершеннолетия, и часто Королева доверяла ей двух своих сыновей Н’гу и Суфу. Однажды, когда Шакула была на охоте, земля сотряслась, и вход в  пещеру, где жила Альба, был завален вместе с двойняшками. Пять дней ушло на то, чтобы откопать их, и Шакула уже не надеялась увидеть их живыми. Но когда пещера была разрыта, Н’га и Суфа вышли живыми. Только Альба была мертва. Поскольку у нее не было молока, она вскрыла себе вены на лапах и кормила их, чтобы они могли выжить. На том месте, где она лежала, вырос первый цветок, что носит ее имя, красный, как кровь милосердия.

ЛЬВИНАЯ САГА, РАЗДЕЛ «Е», ВАРИАЦИЯ 5
Рафики страдал от заключения. Его дом, всегда казавшийся таким просторным, теперь был камерой, едва не вызывающей клаустрофобию. Он по-прежнему мог лечить раны и болезни под пристальным надзором охраны. Она не пропускала никаких гостей.
Прошло не так много времени, и на Землях Прайда началась эпидемия травм, и болезней. Охранники подозревали, что многие приходящие были доброжелателями, но не могли определить, кто именно. Впрочем, его иссякающие запасы трав обещали в скором времени решить эту проблему: ему не позволялось собирать растения за пределами отведенной ему территории.
Рафики пришел в отчаяние. Если Айхею не укажет ему путь, то вскоре он может лишиться возможности лечить и станет бесполезной реликвией, сохранившейся со старых добрых дней. Он взял немного охры из драгоценных остатков и нарисовал глаз Айхею на стене своего полого дерева.
— Господи, спаси и сохрани. Я знаю, что когда будет на то твоя воля, я найду решение.
Только он закончил молитву, как произошло нечто, изменившее его взгляд на будущее. Крулл, главный из гиен-охранников, пришел с просьбой вылечить его слезящийся глаз.
— Если ты такой добрый, как про тебя рассказывают, то ведь неважно, что я гиена.
— Не знаю насчет доброты, — сказал Рафики, — но неважно, кто ты, раз ты страдаешь.
— Почему Шрам так ненавидит тебя?
— Он тебе не сказал?
— Допустим, что не сказал. Что скажешь мне ты?
— Я скажу тебе, что есть и моя вина. Я играл с силами, которые не полностью понимал, и позволил возникнуть проклятию, которое снедает его.
— Ха! Какой честный, а! Полуправда как полтуши — ее можно утащить вдвое дальше. Расскажи мне об этом проклятье — я хочу понять его суть.
— Сами слова — корбан. Сказанные громко, они разъедят твои кости, но я могу нашептать их.
Зайдя сзади, Рафики наклонился к его уху:
— Я делаю то, — прошептал он, — что должен делать. — Рафики быстро схватил переднюю лапу Крулла и зажал один из нервов. Другой рукой он зажал ему пасть, не давая закричать от боли. Гиена боролась и скулила, но Рафики держал крепко. У челюстей, которые закрывались с огромной силой, были слабые мышцы, чтобы их открыть, и Крулл мог лишь приглушенно стонать. — Слушай меня, и слушай внимательно. Первое, что я хочу услышать, когда я отпущу твою пасть, — «Я клянусь своим богом, что буду тебе преданным слугой». Согласен?
Гиена опять дернулась, но жалобно застонала, когда Рафики усилил захват.
— Я ненавижу насилие. Я ненавижу причинять боль, но клянусь богом, я могу убить тебя, и убью, если ты откажешься.
Гиена немного расслабилась и снова издала стон. Рафики отпустил его пасть.
— Клянусь Айхею, что я буду тебе преданным слугой.
— Ты не веришь в Айхею. Поклянись Ро’каш.
— Клянусь Ро’каш! Ради бога, отпусти меня!
Рафики отпустил его и потер больное место на плече гиены.
— Время от времени мне нужно сопровождение. Я не собираюсь сидеть взаперти на этом дереве, как дятел, до конца своих дней. Мне нужны травы, и мне нужны средства к существованию. Я должен достать альбы, чтобы лечить раненых. Если ты будешь хорошо обходиться со мной, то поблагодаришь Ро’каш за тот день, когда встретил меня. Я не злой. Я ничего не сделаю тебе во вред, — он взял мазь. — Теперь насчет глаза. Старый Рафики вылечит тебя в два счета, как и обещал.
Глава 23. Гость с востока
Така не пользовался уважением как правитель. Его плохая репутация была обусловлена не только приходом гиен, хотя их везде презирали. Шаткость его положения была поразительной, и он боролся с угрозами — и настоящими, и вымышленными — всеми силами. И, несмотря на все это, Така хотел, чтобы его любили. Иногда он нашептывал львицам нежности, ожидая лишь дружелюбного ответа, но получал в ответ грубость, или на него просто не обращали внимание. В такие моменты он был наиболее опасен: иногда разочарование и обида мгновенно приводили его в ярость. Вскоре львицы поняли, что его можно успокоить элементарной вежливостью, и начали отвечать на его приветствия и соглашаться, что погода сегодня действительно хорошая. Но глубокое презрение проскальзывало в их голосах, и, в конце концов, он бросил попытки заговорить с ними: это было лучше, чем злиться от их неискренности.
Когда исполнился год с начала правления Таки на Землях Прайда, с востока пришла львица по имени Кейко, ищущая пристанище для себя и своего еще не рожденного львенка. Така увидел в ней ту, чье мнение о нем еще не испорчено, и почувствовал, что другие львицы проявляли к ней симпатию. После недолгих размышлений, он разрешил ей остаться, хотя сделал это скорее напоказ.
Кейко была благодарна. Она ходила на охоту вместе с Узури, несмотря на свое далеко не идеальное состояние и большой срок беременности.
Однажды ночью, когда они охотились на антилоп гну, Кейко упала от боли. Две львицы остались с ней, остальные продолжили охоту.
Как и большинство львиц некоролевской крови, Кейко молилась о девочке. Нет разницы между материнской любовью к сыну или дочери, однако дочь не становилась львом, и могла быть утешением матери в старости. Поэтому Кейко была и рада, и опечалена одновременно, когда Иша вылизала малыша и сказала:
— Мать, посмотри на своего сына.
Он был маленьким и мокрым, и его нос был придавленным вовнутрь, что львам не нравилось, а львицы просто обожали.
— Сюда, сынок.
Она взяла крошечного малыша и положила его рядом с собой; здесь, под звездным небом, он впервые попробовал материнского молока.
Кейко: Малыш мой, маленький, красивый,
Ты словно только распустившийся цветок.
Тебя ждут приключенья вскоре —
Ты сделал только первый воздуха глоток.
Останься ненадолго рядом
И, главное, не торопись — жизнь коротка.
Узнать тебя я не успела,
Ты мой малыш, ты дар богов, любовь моя!
Подошла Иша и лизнула малыша.
— Разве он не прелесть! Как ты назовешь его?
— Он будет Мабату, как и его отец.
Только это из ее прошлого не было скрыто за стеной молчания.
Глава 24. Юный Мабату
Така заметил, что мог разговаривать с Кейко, не опасаясь нарваться на грубость, хотя она и не была чересчур дружелюбна с ним. Так или иначе, Кейко говорила, что думала, и услышать от нее пару слов было одним из величайших удовольствий для Таки.
Когда Мабату впервые открыл глаза, первое, что он увидел, была его мать. Второе —ликующая улыбка Таки, любующегося им:
— Посмотрите на него! Он уже открыл глазки!
Все время, пока Мабату питался молоком, Така оставлял Кейко отборные куски добычи. Позднее он постоянно приносил Мабату лакомые кусочки. Баба, как его часто называли, считал Таку больше чем дядей, для него он был как отец. Таку редко награждали любовью, и он жаждал получать ее от тех, кто мог ее дать. Конечно, если это было ему на лапу, он мог по-своему проявить нежность, когда хотел этого. Это покровительство пугало других львиц, которые знали, что сила его любви могла сравниться только с силой его ненависти. Тех, кто отверг его любовь, вполне могло однажды не стать.
И все же его забота о Мабату, это небольшое проявление порядочности, вызывала уважение других львиц. Они даже начали говорить с ним, когда он проходил мимо. Така был настолько удивлен, что кто-то спрашивает его «не правда ли, чудесная погода» что поначалу принимал это за шутку. Но мало-помалу львицы говорили с ним все более искренне. Если бы не гиены, он мог бы даже завести друзей.
Когда Мабату исполнилось три луны, прошли сильные дожди. О них еще долго будут вспоминать, потому что они были последними перед засухой.
Солнцу не потребовалось много времени, чтобы иссушить землю и траву. Засушливые периоды не были редкостью в саванне, их следовало ожидать. Первую неделю никто не беспокоился. Еще через неделю некоторые львицы упоминали это перед охотой. Но после четырех недель без дождя охота превратилась в мучение. Маленькому Бабе исполнилось уже четыре луны, и его аппетит рос вместе с ним. Его «дяде» приходилось стараться, чтобы прокормить львенка. Однажды, когда дела были совсем плохи, Така принес ему пару больших рыб; они остались на отмели в пруду, бывшем когда-то частью реки. Когда Мабату начал воротить от них нос, Така сделал вид, что обиделся.
— Но я поймал их специально для тебя.
Баба попробовал одну из рыб, ему понравилось, и он с жадностью доел ее. Он уже собирался приняться за вторую, но посмотрел на Таку:
— А что ты будешь есть?
— Найду что-нибудь.
— Вот. — Мабату подвинул рыбу Таке. — Съешь вот эту.
Така посмотрел Мабату в глаза. Что-то в них напомнило ему о маленьком Симбе. На какой-то момент он ощутил если не раскаяние, то, по крайней мере, сожаление.
— Какой ты добрый, — сказал он, прижавшись к львенку. — Я люблю тебя, Баба.
— Я тоже тебя люблю.
Между Мабату и Симбой не было большой разницы. Симба тоже время от времени говорил своему дяде: «Я люблю тебя». Тогда в душе Така поклялся, что только те, кто знает зло, которое они причинили, должны умереть. Он считал, что спас Бабу, и этим смыл вину за убийство Симбы (конечно же, он был уверен, что львенок был мертв). Хотя Така сомневался в Ро’каш и отвернулся от Айхею, он по-прежнему страдал от суеверного страха перед тем, что будет с ним после того, он сделает свой последний вдох. Баба будет его искуплением. Баба должен жить.
Глава 25. Дела сердечные
Иша была очень близка к Кейко и ее сыну Мабату. Она старалась помогать им всем, чем могла. И они не забывали о благодарности.
Как-то раз, Кейко собиралась сходить к Рафики Иша пришла присмотреть за Мабату.  Кейко сказала:
— Ты — сестра, которой у меня никогда не было. Чем я заслужила твою любовь?
Иша прижалась к ней:
— Я как раз думала о том же самом.
— Ты уже третий раз за месяц присматриваешь за Мабату. Должна я тебя как-то отблагодарить.
— Я люблю парнишку. Мне нравится быть вместе с ним.
Иша думала, что в отсутствие Кейко, она будет просто приглядывать за маленьким Бабой, но оказалось, что ему этого мало. Они начали бороться. Мабату был слишком молод, чтобы справиться со взрослой львицей, особенно с такой превосходной охотницей как Иша. Она старалась не слишком уж побеждать.
Мабату был проворным, если не сказать больше. Она была удивлена, поняв, что теряет равновесие, когда меньше всего этого ожидала. Он прыгнул ей на живот и хихикнул:
— Попалась!
Когда Баба слез с нее, Иша отряхнулась и сказала:
— Я расправлюсь с тобой в следующий раз, маленький крысеныш.
Он поцеловал ее в щеку и сказал:
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Баба широко улыбнулся:
— Ты замужем?
Иша смущенно засмеялась.
— Нет. Но, возможно, когда-нибудь я найду подходящего льва.
Мабату застенчиво произнес:
— Я хочу жениться на тебе, когда вырасту.
Она снова засмеялась.
— Пожалуйста, не смейся надо мной. Я серьезно.
— Я смеюсь не над тобой. Ты сказал такую приятную вещь. Я просто не ожидала, вот и все.
— Ты не сердишься?
— Нет. — Она поцеловала его. — Это было самое лучшее предложение из всех, которые я когда-либо слышала, а слышала я их немало, — она перевернула его лапой. — Тебе пора мыться, наглец.
Мабату не сопротивлялся как обычно. Пока она чистила его шерсть, он тихо мурлыкал.
Вечером того же дня, когда львицы собирались на охоту, Узури подошла к Ише с широкой улыбкой на лице:
— Поздравляю!
— С чем?
— С большим событием. Мабату только что сообщил мне хорошую новость, — Узури засмеялась, а она нечасто это делала.
— Кому он еще рассказал? — смутившись, спросила Иша.
— Я не знаю. Но на твоем месте я бы поймала его поскорее.
— Мне надо с ним поговорить, — Иша задумалась на мгновенье, затем разразилась смехом. — Он спросил, не замужем ли я. Маленький крысеныш, я должна была догадаться, что у него на уме!
Глава 26. Шембек
Среди гиен было несколько предсказателей, но далеко не каждый мог сравниться с Шембек. Поговаривали, что у нее уши Ро’каш, и никогда не пренебрегали ее словами.
Теперь Така вместо Рафики полагался на мнение Шембек при принятии всех важных решений. Естественно, это представляло большой интерес для Шензи, которая видела в этом путь к контролю над Такой и фактическому управлению Землями Прайда.
Шембек всегда была окружена вопрошающей толпой: все хотели воспользоваться плодами ее мудрости. Но близких друзей у нее было немного. Как и большинство предсказателей, она никогда не была замужем. Ее ви́дение темного и пугающего будущего служило препятствием и на пути к дружбе. Для большинства гиен Шембек и будущее были неразделимы, как если бы что-то невидимое приняло привычную форму и ходило среди них.
Мокпил, скромная, но талантливая провидица была еще подростком. Она пришла за утешением к Шембек: собственные родители боялись ее, хотя для этого не было оснований. Таким образом, Шембек была для Мокпил и отцом, и матерью, и любила ее как до́лжно. Они обе видели будущее, и это не могло встать между ними.
Предсказание — палка о двух концах. Шензи, поначалу не способная заставить Шембек лгать, убедила ее говорить только ту правду, которая шла на пользу гиенам. Полуправда, как полтуши, ее можно утащить вдвое дальше.
И Шембек, и Мокпил знали, что солгавший провидец переставал быть провидцем. Боги не поделятся правдой с тем, кто не может ей правильно пользоваться. И долгое время Шензи могла только подстрекать Шембек манипулировать правдой: было бы жалко лишиться ее редкого дара. Так или иначе, Шензи не очень-то беспокоилась о чувствах Шембек, и та это хорошо понимала.
Но за несколько месяцев Шембек успела столько раз исказить правду, что Шензи уже могла шантажировать ее. Шензи захотела, чтобы на этот раз Шембек пришла в ее логово без Мокпил. И когда они остались наедине, сказала:
— Ты скажешь Шраму, что покидать Скалу Прайда глупо. Скажешь, что если он попытается уйти, то умрет в тот же день.
— Ро’мок, боги не говорили этого. Провидец — слуга Всевышнего. Лгать — богохульство.
Шензи робко улыбнулась.
— Богохульство, даже если ложь принесет большую пользу?
— Ты имеешь в виду, большую пользу тебе.
— Неважно, — Шензи подошла к ней и потрепала ее за щеку. — Я бы не хотела оказаться на твоем месте, милая, когда Шрам узнает как ты искажала правду.
— Согласно твоим приказам.
— Такой милой маленькой гиены, как я? — Шензи зловеще улыбнулась. — Разве я посмею просить тебя лгать моему Королю? Как не стыдно!
— Ты не посмеешь испытывать богов, — сказала Шембек.
— Еще как посмею. Суеверность Таки — его погибель. Я верю в то, что работает, а это работает. Играй по моим правилам, и у тебя не будет причин возражать. Откажешься, и возражать ты больше не сможешь.
Шембек ответила:
— Что ж, у меня есть предсказание для тебя. Этот путь ведет к поражению. Ты не веришь в богов, и пользуешься этим.
— Ты мне угрожаешь?!
— Нет. Ты угрожаешь сама себе. Мы все ответим за свои грехи, Ро’мок. Я отвечу за свои, но и ты ответишь за свои, — провидица в упор посмотрела на нее перед уходом. — Я буду молиться за тебя.
— Да ради бога. Но сначала повидайся со Шрамом.
Шембек ушла. Войдя к королю, она низко поклонилась. Ей потребовалось немало усилий, чтобы не дрожать.
— Мой Повелитель. Король Королей, мне надо сказать тебе кое-что.
— Да?
— Скала Прайда, Ваше Величество, — источник вашей жизни. Если вы уйдете, то неминуемо погибнете.
— Что? — Така навострил уши. — Погибну?
— Да, Сэр. Добыча скудна и дождь редок, но если вы будете верить и останетесь, то дождь снова пройдет, и добыча вернется.
— Хорошо! Очень хорошо! Я только что говорил с Шензи об уходе. Ты скажешь ей то, что сказала мне, моя дорогая!
— Да, сэр.
Шембек низко поклонилась и покинула пещеру. Войдя в траву саванны, она задумалась, что из этого могло выйти. Но она не знала. Будущее было таким же чувством, как зрение и слух для большинства гиен. Внезапно, она будто оглохла или ослепла, впервые в жизни чувствовала только настоящее.
Чувство изоляции ужасало ее. Она посмотрела в небо и попыталась сконцентрироваться.
— О боги, пожалуйста, не покидайте меня! Пожалуйста, не покидайте меня! Она заставила меня. Она заставила!
В панике Шембек побежала к своей пещере, где ее ждала Мокпил. Как ей сказать, Шембек не знала. Но прежде чем она успела что-то произнести, Мокпил посмотрела ей прямо в глаза.
— Его больше нет, — мрачно сказала она. — Что ты наделала, Шембек?! Что ты наделала?!

Глава 30. Подобно своей матери
Через два с половиной месяца после того, как Эланна сказала Таке о своей беременности, у нее начались схватки.
— Така!
Така влетел в пещеру
— Что случилось?
— Мне больно. Что-то не так! Совсем не так!
Така заметил кровь. Он запаниковал.
— Но ведь еще две недели! — беспомощно озираясь по сторонам, он закричал: — Акушерки! Скорей!
Сарафина и Иша прибежали быстро. Только они посмотрели на нее, их лица помрачнели.
— Нам нужны травы. Ваше Величество, в таких случаях нам всегда помогал Рафики. Без него мы не многое сможем.
Рафики был под домашним арестом и не смог бы найти все, что ему надо, за короткое время. Но это не помешало Таке послать за ним.
Мандрилу понадобилось немало времени, чтобы добраться до пещеры. Когда Рафики показался, Така склонился перед ним, закрыв глаза.
— Неважно, как ты ко мне относишься, ты должен спасти ребенка. В какого бы бога ты ни верил, во имя его, спаси ребенка! Я сделаю все что угодно, все! Ты можешь уйти на свободу. Я позабочусь, чтобы тебе не приходилось трудиться в поте лица. О Господи, у тебя сердце из камня?!
— Как давно она почувствовала боль? — спросил Рафики.
— Около часа назад.
— Час? — он закрыл лицо руками. — О Всевышний, так мало времени, и так много мне надо сделать.
— Что тебе нужно? Я кого-нибудь пошлю тебе в помощь. Бери Сарафину и поезжай на ее спине, если нужно. Только живее!
Но, прежде чем он успел выйти из пещеры, подошла Иша, неся маленького мертвого львенка.
— Положи его! — сказал Така.
Он смотрел на крошечное тельце.
— Рафики, сделай что-нибудь!  Хоть что-нибудь! Мой сын, мой сын!!!
Рафики поднял малыша и обнял его. На глаза мандрила навернулись слезы.
— Такой маленький. Такой красивый. Какая потеря, — Рафики с жалостью посмотрел на Таку, — Его душа уже с богами. Его не вернуть.
Иша коснулась языком Таки.
— Баейтэй.
Она забрала маленького мертвого львенка с собой.
Рафики подошел к Таке и посмотрел на его тихие всхлипывания.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Толку мне от тебя, — ответил тот. — Возвращайся на свое дерево.
— Я не равнодушен. Между нами нет большой любви, но я чувствую твою боль. Позволь мне…
— Убирайся!
Сарафина  с неподдельной жалостью сказала Таке:
— У тебя не будет наследников. Мне очень жаль.
— Я понял. А теперь оставьте меня. Вы все!
Какое-то время он горевал — выходил под звездами на выступ скалы. Звал своего отца Ахади.
— Если бы я мог поверить! —плакал он. — Если есть Бог, пожалуйста, пусть он мне поможет!
Фабана неслышно подходила к нему и садилась рядом, положив на него голову. Она ничего не говорила — слова были излишни.
Он зарычал. Львицы подхватили рык. Было понятно, что он означал.
По-прежнему чувствуя слабость в коленках, Така спустился со Скалы Прайда и поплелся к месту, где жила Кейко, и нашел ее вместе с сыном.
— Похоже, Боги решили, — сказал Така, — что по моей линии не будет принца.
Его подбородок начал дрожать.
Кейко тихо подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Мне очень жаль. Бедняжка… То есть, Ваше Величество.
— Кейко, ты для меня дар богов. Твоя доброта — немногое из того, что может превозмочь проклятие, которое снедает меня, — он вздохнул и с огромным усилием промолвил: — Мабату — мой принц и твой будущий король.
— Это честь для нас, Баейтэй.
Он посмотрел на Мабату.
— Ну, здравствуй, приятель.
— Здравствуйте, Ваше Величество.
— Теперь ты принц. Называй меня по имени, или, если хочешь, можешь называть меня… пожалуйста, зови меня… папа.
Мабату подошел к нему и сел рядом, зарыв голову в гриву Таки.
— Я люблю тебя, папа.
— Я тоже тебя люблю, — он поцеловал Бабу. — Ты моя последняя надежда, сынок. Сегодня ложись спать пораньше, потому что завтра я подниму тебя на рассвете. Мне надо кое-что тебе показать.
— Что?
— Увидишь.
Глава 31. Свести концы с концами
По мере истощения запасов еды, Шензи искала все новые пути решения проблем. Среди гиен наказание есть последним, довольствуясь тем, что осталось, становилось все более и более распространенным. Рядовым гиенам казалось, что лидеры клана старались найти предлоги, чтобы избавиться от лишних ртов, и это было правдой.
Самые действенные наказания, конечно, — изгнание и смерть. Но большинство гиен не было готово по прихоти отвернуться от своих сородичей, в то же время у Амэйрак, всеми любимой бывшей Ро’мок, была дочь Такила, которая, по мнению многих, должна была быть следующим правителем, вместо Шензи. Этот подросток был причиной постоянной головной боли для Шензи и ее сторонников. Изгнание Такилы по обвинению в измене могло бы укрепить власть Шензи над кланом и означало бы для каждого один-два лишних куска мяса за обедом. Все сделанное и сказанное Такилой докладывалось кем-нибудь из шпионов Шензи. Она называла их «Хранителями Духа Клана», но каждый узнавал шпиона, когда видел одного из них.
Избавление ото льва могло бы быть более действенным, чем изгнание гиены. Но шансов придумать хорошее обвинение было немного: слишком мало было на то оснований. Львицы почти во всем держались с единством, не оставлявшим «Хранителям Духа Клана» никаких шансов. Оставались только львята-мальчики.
Один львенок рассматривался как смертельная угроза. С тех пор как Мабату стал принцем, к Таке вернулось немного юношеского рвения. Он начал строить планы дальше чем на день или два вперед, беря на себя ответственность и принимая сложные решения, которые он обычно перекладывал на других. Становилось все труднее контролировать Таку, и Шензи беспокоило, что когда Така умрет, Мабату будет решительным и сильным лидером.
А он умрет. Мокпил ясно предвидела, что Така умрет молодым и не своей смертью. Предсказание было смутным, но оно убедило Шензи, что откладывать уже нельзя. Для выжидания не оставалось времени.
Обвинять молодого Мабату, скорее всего, значило нарываться на большие неприятности. Така обожал львенка и почти наверняка бросился бы на самих богов, лишь бы защитить его. Мысль, хоть и сомнительная, что Така скорее распрощается со своей жизнью, чем заберет чужую, пугала Шензи. Тогда контроль над ним будет потерян.
Одним из возможных решений было убить Мабату. Но Така не успокоится, пока не докопается до правды. Даже если найдутся добровольцы, готовые выполнить грязную работу, принять вину на себя и умереть во имя величия клана Ро’каш, Така никогда не поверит, что они действовали в одиночку. Надо действовать изощренней.
Недели переходили в месяцы. За это время, хоть они и не ухитрились избавиться от Такилы,  благодаря строгой дисциплине, за обедом всегда недоставало нескольких лиц.
Мабату с каждым днем становился Таке все роднее. Памятуя о пророчестве Мокпил, гиены начали беспокоиться, что слабый лидер будет замещен сильным, если они будут ждать слишком долго. Поэтому, когда Мабату исполнилось полтора года и первый пушок появился вокруг его шеи, лидеры клана организовали закрытое совещание и решили, что Мабату должен уйти.
Но как это сделать? Конечно же, надо привлечь Шембек. Знания Мокпил позволили ей сделать несколько правильных предсказаний для Таки, а этого было достаточно, чтобы прикрыть всю ту ложь, которой хотела воспользоваться Шензи.
Полагаясь на старую пословицу гиен, что полуправда как полтуши — ее можно утащить вдвое дальше, они решили, что ложь должна ударить мягко, но, как обычно, точно в цель.
Робко и неуверенно, Шембек стояла перед Такой, собираясь сообщить новость, которая могла немедленно привести к смерти.
— Мой повелитель, ужасные вести.
— Да? — он непроизвольно прикрыл свой рот лапой. — Только не это!
— Я не знаю, как это сказать, мой повелитель. Но в этом месте злой дух. Слишком сильный, чтобы мы могли изгнать его. Если Мабату заблаговременно не уйдет, то на следующий день после своего посвящения он обезумеет и убьет свою мать, затем тебя.
— Что?! — Така внезапно рванулся к ней и оказался на расстоянии нескольких сантиметров от ее морды. — Если ты лжешь, я разорву тебя на куски.
Несмотря на опасность, она заплакала и поцеловала его в щеку.
— Ты любишь его, ведь так?
— Да, я люблю его.
— Тогда… — она подбирала слова, — Вышли Мабату сейчас, пока его сердце чисто. Ты знаешь, что такое страдать изнутри. От этого не скрыться, — ее голос слабел. — Никто не знает, какие мучения нам причиняют душевные раны. Мы улыбаемся,  а наше сердце разбито.
Мабату предупредили за два дня, что его посвятят во льва из народа, чтобы он мог попрощаться со всеми и духовно подготовиться. Но причины ему не сказали. Было ясно, что Така расстроен, и, несмотря на очевидное искушение, Мабату не проявил к нему ни ненависти, ни обиды. Ясно, что Така также любил его.
И Мабату, и Кейко паниковали. Баба еще не был готов — у него почти не было охотничьих навыков, и он не достиг зрелости. Кейко страстно молила дать еще хоть немного времени — не подождать еще луну или две, значит, обречь его на неминуемую смерть, — но Така был непреклонен.
— Он научится. Так заведено Природой. Кроме того, я буду молиться за него каждую ночь.
Глава 32. Одна последняя просьба
Ночь перед посвящением. Это время многие молодые львы старались провести со своими матерями, чтобы последний раз в жизни сказать друг другу добрые слова. Но Мабату был еще не готов, и каждая минута была на счету. Поэтому Иша не пошла на охоту, а осталась с Мабату, рассказывая об охоте, бое и других навыках.
В основном он предполагал выживать за счёт падали, и надеялся на то, что сможет отгонять гиен, если ему вообще удастся выжить. Поэтому Мабату должен был знать их слабые места, и сколько их он может благополучно разогнать. Надежда, что он станет великим охотником, была невелика. Иша, как никто другой, понимала это — ее охотничьи навыки уступали только навыкам Узури. Она всегда любила Мабату и отчаянно старалась сделать все, что в ее силах.
— Ты должен обратить внимание на захваты, — объясняла она. — Укусом за лапу в это место можно обездвижить жертву, — Иша осторожно взяла в рот его лапу повыше локтя. — Ты можешь вцепиться сюда, в бок. Но захват горла один из самых важных… — она положила лапу ему на спину. — Ты набрасываешься вот так и наваливаешься своим весом. — Она навалилась на него. — Важно использовать свой вес. Затем вцепляешься в горло и душишь его, — она открыла рот и осторожно поласкала сильное горло Мабату.
Через мгновение она отпустила и посмотрела на львенка.
— У тебя сердце бьется, как молот. С тобой все в порядке?
Он не сводил с нее глаз. Его ноздри подрагивали от теплых потоков воздуха его вдохов и выдохов.
— Иша…
— Я не хотела тебя оскорбить. Извини.
— Не извиняйся. Это я оскорбил тебя.
— Глупости, — сказала она, уткнувшись в него носом.
Мабату страстно потерся об нее мордой, ущипнув за ухо, и посмотрел на удивленное выражение ее лица.
— Не злись на меня. Ты не знаешь, как долго я ждал этого. Очень долго.
— Нам надо вернуться к охоте, — запинаясь, сказала она, глядя на его дрожащий подбородок. — У нас мало времени.
— У нас мало времени, — повторил он. — Я должен охотиться сейчас. Потом у меня может не быть возможности, которой я ждал так долго. Теперь я должен оставить укрытие и броситься к тебе.
— Даже, несмотря на то, что я гожусь тебе в матери? Я польщена. Честно. Но, когда ты станешь взрослее, ты найдешь кого-нибудь своего возраста. Тогда тебе будет смешно вспоминать  об этом.
— Ты знаешь, что я никогда не стану взрослее. Меня приносят в жертву ради общего блага, и ты понимаешь это.
Она была потрясена.
— Я не хочу, чтобы ты так говорил.
— Но ты не отрицаешь этого.
— Разве я могу?
— Я люблю тебя, Иша. Я всегда тебя любил. Помнишь, я сказал, что когда вырасту, женюсь на тебе. Тогда ты рассмеялась, но если ты рассмеешься сейчас, я умру. Пока жизнь удерживает мои душу и тело вместе, я буду любить тебя. Даже после смерти я буду любить тебя.
— После смерти? — она прижалась к нему. — Не думай о смерти. Ты жив.
— Разве я жив? Я никогда не жил. Если бы я только мог быть близок к тебе, пусть даже только этой ночью, тогда бы я жил, Иша.
Она посмотрела ему в глаза, затем нежно ударила лапой. Он ответил тем же. Иша двигалась вокруг него, ища, откуда напасть.
— Если ты охотишься на большую дичь, готовься приложить усилия.
Она накинулась, обхватив его лапами вокруг шеи, и начала бороться с ним, приложив всю сноровку. Смеясь и тяжело дыша, она почти уложила его на лопатки. Он замолотил по ней лапами, но настолько нежно, что не разбудил бы даже львенка. Иша свалила его с ног.
Мабату поднялся и набросился снова. Он попытался своим весом свалить ее, но она была тяжелее и с легкостью вывернулась. Иша обхватила лапами его плечо и стала наваливаться на него. Его ноги начали подгибаться от напряжения. Но когда уже казалось, что львица свалит его, она остановилась. Он просунул голову под Ише под лапу, повалил ее в траву и, оказавшись сверху, посмотрел на нее.
— Попалась!
Она смотрела глубоко в его глаза. Ее челюсть дрожала.
— Вот теперь ты поймал меня, — она замурлыкала, — делай, что пожелаешь.
— О боги! — он страстно терся об нее мордой, щипая ее уши и лаская лапой ее щеку. — Иша, любимая!
Иша: Настала ночь. Мы в ласковой тени
Забудем обо всем; а сладостный момент,
Что мимолетен, мягок, нежен, пусть
Продлится до зари, и встретим мы рассвет.
Мабату: Умчалось прошлое, не знаю, что нас ждет;
Осталось только то, что я делю с тобой.
Ты к сердцу прикоснись, его тебе дарю,
Пока луны свет не будет поглощен зарей.
Вместе: Подарим теплые объятия друг другу
И, посмотрев в глаза, признаемся в любви.
Моментом насладимся, что продлится до рассвета,
Любви раскроем тайну, что в глазах горит.
В серебряном свете луны она прошептала:
— Пойдем, мой любимый, туда, где нас скроет ночь.
Он поцеловал ее и поднялся. Иша последовала за ним, прислонив голову к его совсем редкой гриве, и так, бок о бок с ним, скрылась в тени.
Глава 33. В долгий путь
Еще недавно Кейко надеялась, что ее сын однажды станет королем Скалы Прайда.
Но обстоятельства повернулись против них, и вместо пышного и торжественного королевского представления была проведена очень скромная церемония в тишине восточного луга. Здесь, окруженная великолепием цветов, Кейко познала печаль большинства львиц, имеющих сыновей. Церемония должна была быть радостной: она служила началом большого приключения, и поэтому Кейко старалась совладать со своими чувствами и тепло улыбалась.
— Куда делся мой маленький львенок? Я вижу только этого льва.
— Я всегда буду тебе сыном, — ответил Баба, и уткнулся в нее носом.
— Не забывай обо мне, — сказала она. — Когда станешь великим королем, помни, что я вскармливала тебя молоком.
— Когда ты уйдешь к праотцам, молись за меня.
Слова встали комом в его в горле. Он знал, что снова увидит ее, только когда они оба предстанут перед Айхею.
— Я буду молиться за тебя, — сказала она, и ее хвост безвольно повис. — О боги, мой сынок, мой маленький сынок!
— Не плачь, мама, — он смахнул поцелуем ее слезы. — Ты должна быть сильной ради меня. Я пронесу этот момент через всю свою жизнь.
— Извини, — она шмыгнула носом и улыбнулась. — Так или иначе, мы встретимся снова среди звезд, и тогда ничто не сможет разлучить нас. — Она погладила его по щеке. — Пусть улыбается тебе Айхею. Пусть будет мягкой трава под тобой. Пусть берегут тебя великие короли. Пусть будут с тобой любовь и безопасность, куда бы ты ни пошел.
— Со мной все будет хорошо, — сказал он. — Боги на моей стороне.
Подошла Иша. Она посмотрела на молодого льва, и слезы побежали по ее щекам. Это не прошло незамеченным для Кейко.
Мабату подошел к ней, смахнул поцелуем слезы и прошептал:
— Я вернусь за тобой. Если Айхею даст мне выжить, я найду место для нас. Ты будешь ждать меня?
— Я буду, клянусь.
— Я всегда буду любить тебя. Если я погибну, посмотри на звезды. Я буду смотреть на тебя оттуда.
Мабату прижался к Кейко. Он хотел запомнить ощущение ее шерсти, ее запах, звуки ее дыхания. Он посмотрел ей в глаза.
— Мама.
— Мой сынок.
Она в последний раз поцеловала его.
Без лишних слов Мабату повернулся и пошел на север. Он шел, не оборачиваясь: от этого было бы только хуже. Он шел к тому месту, где кончались деревья, затем пробирался по темной тропинке бонго к тайному лугу, куда многие львы уходили умирать. Из луговой травы на него слепо выглядывал безмолвный череп — все, что осталось от старой Малоки. Мабату не обратил на него внимания, а кинул взор на дальнюю часть луга. Там была граница Земель Прайда. Мабату смотрел на нее с некоторой грустью — он никогда раньше не был за пределами Земель Прайда, а сейчас стоял у границы Большого Мира. Он сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул. Затем он вошел в лес, и тень деревьев скрыла его подобно занавесу.

Глава 34. Расплата
Шембек из укрытия наблюдала за посвящением Мабату. Оно жалом вошло в ее сердце.
— Из-за меня он умрет. Я не могу на это смотреть — он такой неопытный, такой молодой.
Гиена пошла назад к Скале Прайда укрыться от солнца и поговорить с Мокпил. По дороге она пыталась придумать хоть что-то, что отличало бы ее от убийцы. Достаточно ли для оправдания того, что ей было приказано солгать, даже если сама Ро’мок отдала такой приказ?
Мокпил ждала ее. Как это прекрасно — видеть будущее до того, как оно наступит! С глубокой печалью и завистью Шембек спросила у Мокпил, что будущее несет с собой.
— Я вижу тебя стоящей у пересохшего русла реки, — сказала Мокпил и поцеловала Шембек. — Ты испытаешь радость.
Шембек знала мало радости, особенно в последние дни. Но каким-то образом она поняла, что Мокпил говорит правду. Это было слабым отголоском ее былой великой силы.
Шембек поспешила из пещеры. Обычно гиены не разговаривали со львицами. Вот почему Узури была удивлена, когда Шембек обратилась к ней. Она сказала Узури, что ни она сама, ни боги не хотели заставить Таку остаться на Скале Прайда. Это было желание Шензи, как и многое другое в последнее время. То же и с Мабату. Его надо найти и вернуть домой, прежде чем смерть заберет его.
Узури была возмущена и не отнеслась к ней с доверием.
— За такие речи тебя могут убить, если, конечно, это не очередная хитрость.
— Ну да, «хитрость», — провидица горько засмеялась. — Твоя кровь превратилась бы в пыль, узнай ты хотя бы половину «хитростей», которые провернули над тобой. Моя сила исчезла. Из-за того, что я лгала, истина покинула меня, и единственное будущее, которое я могу видеть, — мое собственное.
Шембек молча побежала прочь.
Она подошла к краю ущелья, где Така когда-то убил Муфасу.
— Я признала свою вину. Позволь мне еще один раз увидеть истину своими глазами, — она плотно закрыла глаза и сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. По ее лицу пробежала улыбка. — Да, Всевышний. Спасибо. Мэйму кофаса, Мути! Ро’каш нэй набу!
Она присела и прыгнула с обрыва. Несколько секунд она падала свободно, затем столкнулась со стеной ущелья и покатилась по валунам в крови и с переломанными костями, пока ее тело, наконец, не остановилось.
Глава 35. Львята Иши
Когда пришло время, Иша родила троих львят. Сына она назвала Хабусу, а дочерей-двойняшек — Джоной и Миншасой.
Некоторые львицы приходили посмотреть на них, но больше из любопытства, чем от радости. Что важно, среди них не было Кейко.
Хотя Иша и не была изгоем общества, почти не было сомнений, кто отец львят и каковы обстоятельства их зачатия. Чувствовалась напряженность ситуации и неодобрение членов прайда, пришедших посмотреть на львят, понюхать их, прикоснуться к ним, сказать что-нибудь приятное, только для того чтобы затем уйти посплетничать. И, несомненно, Иша с ее великолепным слухом услышала за день немало неприятных вещей.
Отношение со стороны окружающих было неприязненным.
— Она будет хорошей матерью, — сказала одна из львиц. — Она так любит детей.
Когда смущение представления, которое Иша хотела бы пропустить как можно быстрее, было позади, пришла главная охотница.
Любовь Узури к Ише была полной и безоговорочной. В ее глазах не было ни тени осуждения, способного испортить радость принесения жизни. Она осмотрела каждого львенка, нежно понюхала их, и коснулась языком.
— Хабусу так похож на Мабату, когда тот был в его возрасте, очень красивый. Иногда я беспокоюсь о Бабе: где он, что он делает, скучает ли он по тебе. Тебе надо молиться за него.
— Я молюсь, — Иша уткнулась в нее. — Я люблю тебя, Узури.
— Почему? Что я такого сделала?
— Ничего — и в то же время все. За то, что ты есть ты.
Когда Узури ушла, Иша поднесла львят к своему теплому животу и дала им молока. Пока они сосали, она с любовью проводила по ним лапой.
— Мне все равно, что думают другие. Вы мои дети, и вы замечательные. Вы дети Мабату. Наши дети. — Она прикрыла глаза. — Мой маленький Мабату. Где бы ты ни был, я надеюсь, что ты знаешь, как они прекрасны.
Заглянул сам Така.
— Посмотрите на этих ангелочков, — заворковал он. — Разве они не прекрасны?
— Дети Мабату, — сказала она. — Ты ведь поэтому пришел?
— Мабату, — тихо сказал он. — Я буду до конца жизни горевать о нем. Он был мне сыном и всегда им останется.
— Тогда почему ты позволил ему уйти?
— Я не должен тебе говорить, но я скажу. Ты одна заслуживаешь знать правду, — он вздохнул. — Провидица сказала мне, что если он останется, его ждет злая судьба. Я люблю Мабату. Я люблю его настолько, что предпочел дать ему маленький шанс, чем вовсе никакого.
Его голос звучал правдиво. Иша увидела печаль на лице Таки, когда он вспомнил своего друга.
Он посмотрел на ее сына.
— Как его зовут?
— Хабусу.
— Хабусу, ты сын моего сына. Ты будешь моим наследником и единственным истинным королем. Я не провидец, но я предсказываю, что тебя не будут так ненавидеть, как меня. Ты подарил мне хоть какое-то умиротворение. Это не так-то просто сделать.
— Это честь для меня, — она выглядела немного обеспокоенной. — Пожалуйста, пока не говори гиенам.
Когда он спросил почему, она ответила:
— Если их провидица такая хорошая, то пусть она и скажет.
Он хихикнул, изумившись.
— Да. Пусть скажет. Но разве тебе совсем не интересно, что ожидает его в будущем?
— Интересно. Вот почему я собираюсь увидеть будущее не раньше, чем оно наступит. Всем нам придется терпеть боль и страдания, и всем когда-нибудь придется умереть, но не лучше ли не знать, как и когда?
Така удивленно посмотрел на нее.
— Иша, да ты философ.
— Все матери философы.
Провожая его взглядом, Иша вспомнила о своей сестре Бисе. Она тоже некогда была философом. К счастью у нее был только один львенок, о пропитании которого надо было беспокоиться, — дочь по имени Лисани. Удочерив ее после смерти Бисы, Иша заботилась о племяннице, как о собственном ребенке. Как и Узури, она не делала различий, если дело касалось детей. Возможно, когда-нибудь Лисани полюбит Хабусу. Возможно, Айхею проявит милость и подарит им всем будущее. Затем мысли Иши вернулись к настоящему. Так она сохраняла здравомыслие.
Глава 36. Боль и страдания
Когда львята Иши подросли, и им было дозволено гулять без маминого присмотра, они обнаружили, что есть и другие львята, и у них тоже есть мамы. Но в то время как другие львята могли завязывать дружбу с кем угодно, перед детьми Иши вставали странные проблемы, как только дело доходило до согласия родителей.
Обычно львят вежливо избегали. Гобисо вышел и сказал:
— Мама сказала, что мне нельзя играть с вами.
Поэтому дети Иши росли в убеждении, что все львята большую часть времени проводят со своей мамой. Эта выдумка помогала перенести боль неприятия.
Но Узури всегда приходила повидаться с ними, дружелюбно беседуя с Ишей и с любовью заботясь о маленькой Лисани. Мисс Лисс, как её называли, получила прозвище Мисс Присс за утонченность и ум. Хабусу тоже был вежлив и мягок, и они с Мисс Присс прекрасно ладили. Они были не только кузенами, но и молочными братом и сестрой. Узури всегда старалась, чтобы Хабусу чувствовал, что ему рады и его любят. В то время как его сестренки предпочитали играть друг с дружкой, Хабусу ласкался к Узури, как ко второй маме, и всюду бегал за Лисани как щенок.
Но в конечном итоге Хабусу захотел играть с другими мальчикамм. Его внимание привлекли сыновья Узури — близнецы Того и Комби. Теперь пришла очередь Иши беспокоиться, поскольку Того и Комби имели репутацию озорников. Это знали все, кроме, конечно же, их матери.
Но, несмотря на все встреченные им трудности, Хабусу был бесконечно любим своей матерью, Узури и еще несколькими друзьями. Даже король и королева любили его.
Впервые он повстречался со смертью, когда ему было два с половиной месяца. У его сестры Миншасы, всегда слабенькой, начали проявляться симптомы дол сани; она могла бы выжить, если бы не постоянное недоедание. Иша беспомощно наблюдала за ухудшением ее здоровья. Наконец, после недели мучений, Миншаса тихо умерла во сне.
После первой смерти к львицам вернулось сострадание к Ише, хотя упрямая Тамека и сказала:
— Да, это ужасно. Но она сама напросилась.
Спустя луну, когда пневмония забрала и Джону, упрекали уже Тамеку. Возвращение симпатий и сострадания было спонтанным и искренним — все видели, как страдает Иша. Горе сделало божественными ее и без того прекрасные черты лица. Она дорожила единственным оставшимся у нее сыном как сокровищем, и в этой заботе все видели что-то чудесное, что раньше ускользало от их внимания.
Но и он начал слабеть. Така запаниковал. Он чувствовал злое проклятье, которое хочет лишить его того немного, что у него оставалось. Некоторые львицы помогали Ише носить тайком травы от Рафики, чтобы укрепить его здоровье и помочь справиться с болезнью. Даже Така позволил Ише есть из королевской доли, чтобы у нее было больше молока.
Но, несмотря на все это, у Хабусу по-прежнему было мало друзей, с которыми он мог поиграть. Хотя он был вежлив и воспитан, то, что Така или Эланна проводили с ним время, было черной меткой. Иша не знала, что с этим поделать и как это объяснить, потому что любила Таку не больше Узури или Сарафины.
Дети Узури, которые были старше Хабусу, играли с ним, потому что дружба их матери с Ишей не позволила бы возникнуть и тени предрассудка. После смерти сестер дружба Хабусу с ними и Мисс Присс стала еще более важной для него.
Сыновья Узури, Того и Комби, были старше Хабусу и грубо обращались с ним еще с тех пор, когда он был маленьким, но он терпел это. Он перенимал их дурные привычки, которые одна за другой искоренялись Ишей при помощи настойчивого, но мягкого воспитания. Единственное, что поставило под серьезную угрозу их дружбу, был тот ужасный случай, когда Того и Комби сказали Хабусу, что он незаконнорожденный.
Хабусу не знал, что это такое. Тогда они сказали ему, что его отец был всего лишь подростком, который сбежал от его матери.
— Спроси кого угодно.
Хабусу заплакал. Иша увела его в сторонку и, тщательно подбирая слова, объяснила ему, что случилось. Что она любила его папу, вышла за него замуж, и что он обещал однажды вернуться за ними. Что он будет любить своего сына, и заботиться о нем. Она не знала, жив ли Мабату, но не сказала об этом Хабусу.
Той ночью она вглядывалась в небо, ища его звезду, и все гадала, нашла ли.
Она не могла добраться до Рафики и попросить его помощи, и в отчаянии пошла к Мокпил.
— Пожалуйста, будь честна со мной. Пожалуйста. Я знаю, что в прошлом мы были врагами, но не зря же боги дали тебе твой дар. Пожалуйста, используй его во благо. Не лги мне.
— Ложь стоила мне лучшего друга, — сказала Мокпил. — Она была моим единственным другом. Я не буду лгать, как она.
— Я буду тебе другом, — сказала Иша.
Скептически, но с готовностью Мокпил посмотрела Ише в глаза.
— Да, в тебе есть истина. Доброта, которую я не ожидала увидеть. Дружба с тобой — честь для меня.
Мокпил не пользовалась водой для предсказаний. Она просто закрыла глаза и испустила слабый высокий вой.
— Я вижу. Да, твой муж жив. Но как он живет, я не знаю.
К Ише вернулась надежда, и от радости она погладила Мокпил лапой.
— Возможно, он вернется ко мне. Возможно, он потребует то, что по праву принадлежит ему.
Глава 37. Поиски Налы
После двух лет правления короля, Засуха Таки, как ее стали называть, выпила всю кровь из Земель Прайда. В выжженной саванне стоял очередной сухой жаркий день, и львицы в который раз переворачивали камни и разрывали норы, пытаясь найти хоть что-нибудь. Никто не был глуп настолько, чтобы нападать на слонят — Узури позаботилась об этом. Любая львица, уличенная в нарушении правил, будет отстранена от охоты на месяц, и ей придется полагаться на щедрость других.
Нала помнила лучшие времена, но с тех пор, как она повзрослела, охотиться стало почти не на что. Так или иначе, она не теряла надежду, что пройдет дождь, и наступит день, когда ей пригодится все то, чему мать учила ее о гну и других антилопах.
Голубые, мерцающие из-за жары лоскуты неба выглядели как прохладные озера над сухой саванной. Деревья, казалось, дрожали, на  шерсти Налы выступал пот. Она часто и тяжело дышала.
— Нала, отдохни в тени, — сказала Узури.
Это была не просьба, а приказ. Узури была строга, но только от искренней заботы о ней. На охоте она была для всех матерью, и должным образом использовала свою родительскую власть.
Налу оставили ненадолго, чтобы дать ей отдохнуть. Она свернулась в тени акации и собиралась вздремнуть. Жара буквально высушила ее.
Большой кузнечик забрался на вершину травинки. От отчаяния она уже собиралась накрыть его лапой.
— Не время прохлаждаться, Нала, — сказал голос.
От неожиданности Нала обернулась. На нее, добродушно улыбаясь, смотрела львица.
— Моя маленькая Нала, как ты выросла.
Лицо было знакомым, но Нала принюхалась — тщетно, у незнакомки не было запаха.
— Кто ты?
— Разве это имеет значение? — Львица легла рядом с ней. — Какой жаркий день. А ты пытаешься найти змей и ящериц под камнями. Ты когда-нибудь убивала крупное животное?
— Ну-у, нет, — уж чего-чего, а наглости у гостьи хватало. — А ты?
— Большое, маленькое — какое угодно. Более того, я знаю, где ты можешь найти то, что ищешь. Я знаю все хорошие места для охоты. С моей помощью ты можешь стать спасением Земель Прайда.
— Не раньше, чем ты скажешь, кто ты.
Львица нежно погладила ее лапой.
— Да ты же знаешь меня — просто отказываешься поверить в это. Посмотри внимательнее.
Нала слегка задрожала.
— О боги, Биса!
— Я раньше никогда не слышала, чтобы ко мне так обращались, — она весело засмеялась. — Почему ты думаешь, что я стала противной и мерзкой? Только потому, что умерла?
— Но ты не противная, и не мерзкая.
— Так чего же ты, голубушка, боишься? — Биса коснулась ее теплым влажным языком. — Скажи, что рада меня видеть. Где твое воспитание?
Нала погладила ее лапой и уткнулась в нее.
— Старая добрая Биса! Я скучала по тебе.
— Так намного лучше, — она тоже прижалась к ней. — Следуй за мной, дитя. Я отведу тебя в джунгли, где ты найдешь свою судьбу.
— В джунгли? Но Узури сказала, чтобы я…
— О ней не беспокойся. Она не видит ни меня, ни тебя.
Биса встала, потянулась и вышла на солнце. Нала последовала за ней через саванну в тень деревьев.
Глава 38. Совещание клана
За два года правления Землями Прайда Така нажил много врагов. Но больше всего он боялся самого старого из них. Однажды ночью, в очередной раз пойманный в удушающие объятия постоянно повторяющегося кошмара, Така начал дергаться и стонать. Даже во сне мучения ясно отражались на его лице, он скалился. Эланна зашевелилась и повернулась к нему. Его стенания привлекли ее внимание, и она принялась будить его.
— Така?
Он проснулся в леденящем ужасе, едва не укусив ее.
— Это я. Эланна. Все хорошо. Успокойся, дорогой.
— Гиены, — запинаясь, сказал он. — Всегда одно и то же. О, если бы только боги позволили мне бродить по земле день и ночь, не нуждаясь во сне. Я пытаюсь убедить себя, что это только сон, но не могу проснуться, и меня разрывают на куски, разрывают на куски живьем.
Он пронзительно посмотрел ей в глаза. От этого взгляда ей всегда становилось не по себе.
— Как это — спать? Просто лечь и спать без страха?
Она зевнула.
— Это чудесно. Сама хочу попробовать, — она снисходительно поцеловала его. — Завтра тебе надо сходить к Рафики и спросить, что значит этот сон.
— Рафики ненавидит меня, — сказал Така. — Он солжет, только чтобы меня убили. Как он хотел бы видеть меня растерзанным гиенами! Он бы поэтически назвал это правосудием. Из-за него все началось. Я не такой дурак, чтобы еще раз довериться этой обезьяне.
— Тогда почему ты не убьешь его?
— Боги защищают его. Его сила слишком велика. Еще эта Мокпил, она слишком близка к Шензи. Ей я тоже не доверяю.
— Если все против тебя, то почему ты все еще здесь? Я пойду за тобой куда угодно — ты прекрасно знаешь это. Мы все можем начать заново. Только мы вдвоем.
— Мы нигде не будем в безопасности. Истинная провидица сказала это, и я ей верю, — он прижался к ней. — Эланна, ты должна жить вечно. Ты все, что у меня осталось. Поклянись, что никогда не оставишь меня.
Она уткнулась в него, гладя лапой его напряженное тело.
— Ты все, что у меня есть. Я все бросила ради тебя. Я не могу родить тебе ребенка. Ты больше не позволяешь мне охотиться, да и не похоже, чтобы остальные выносили меня. Така, оставь свои сомнения у входа в эту пещеру. Разве ты не знаешь, что я никогда не оставлю тебя?
— Я знаю, — он поцеловал ее. — Мне приходится тебе верить. Если бы ты предала меня, я бы покончил с собой. Ты единственная причина, по которой я цепляюсь за это жалкое существование.
— Не говори так, Така. Ты знаешь, какие мучения мне это причиняет. Я хотела бы, чтобы каждый видел тебя таким, каким вижу я, — она лизнула его. — Прекрати эти глупые детские разговоры и ложись спать. Я обниму тебя лапой, и просплю так всю ночь. Если почувствую, что что-то не так, то сразу же разбужу тебя.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Така опустил голову, и она покровительственно обняла его, поглаживая его гриву. Скоро его спокойное, медленное дыхание возвестило о том, что он безмятежно спал.
Два глаза гиены сверкнули во тьме, и кто-то беззвучно выбрался из пещеры.
Скалк направлялся на экстренное совещание клана, посвященное Шраму. Шензи тепло поприветствовала его и призвала к тишине.
— Наши уши вернулись. Что они слышали?
— Не зря моя мать назвала меня Скалком, что означает «совершенный шпион». Меня никто не слышал и не видел, но я слышал все, — польщенный наступившей тишиной, он продолжил: — Похоже, нашего короля мучают кошмары, ужасные кошмары, в которых его разрывают на куски гиены. Не раз и не два, а ночь за ночью, и всегда одно и то же. Теперь я спрашиваю вас, сон опасен?
Они смотрели на него, не зная, что ответить.
— Сон очень опасен, — грозно сказал Скалк. — Особенно, если он думает, что это видение — знак!
— Ему надо быть актером, — прошептал Банзай. Шензи шикнула на него.
— Я говорю вам, Шраму нельзя верить. Он бросит нас, как только почувствует опасность.
— Что же нам тогда делать? — спросил Банзай.
— Мы можем напасть, когда преимущество будет у нас.
— Даже, если бы мы смогли напасть на него и победить, львицы могут встать на его сторону, только чтобы избавиться от нас.
— Логично, Банзай. Но неужели ты думаешь, что я безрассудный дурак? — его насупленные брови убедили Банзая не отвечать. — Он пустая скорлупа, сухая шелуха. Его жизнь висит на волоске.
— Твои речи принесут нам смерть, — выкрикнул кто-то.
— Скажи это мне в лицо, и это точно принесет тебе смерть!
Воцарилась гробовая тишина. Скалк представлял собой прекрасно сложенную машину для убийства.
— Я остановился на том, что я слышал своими ушами, как Шрам говорил Эланне, что если потеряет ее, то покончит с собой.
Замечание сопровождалось несколькими возгласами удивления.
— Когда с ним будет покончено, мы сможем действовать более продуктивно. Возможно, львицы договорятся с нами. Мы знаем львенка-подростка, который будет более расположен к сотрудничеству и захочет нашей помощи. Он станет следующим королем. Он будет обязан нам, но в отличие от Таки этот львенок рассудительный парень, который знает свой конец туши.
Бри возразил:
— Если мы тронем Эланну, он попытается отомстить нам, а только потом покончит с собой. Мы не можем на это полагаться.
— Согласен, но если это будет выглядеть как несчастный случай? Или как будто она ушла от него к другому льву. Это может сработать.
— Несчастный случай? — переспросила Шензи. — Он дышать ей свободно не дает, какой тут может быть несчастный случай.
— Я позабочусь об этом.
— Но разве это не измена? — спросил Бри.
Скалк: Загадкой был его рассудок, а теперь он потерял его —
Он тени собственной уже боится, лишь наступит ночь.
Мой друг, как ни прискорбно это говорить, но он сошел с ума;
Король не прав, как говорится, что воду попусту толочь.
Банзай: Тебя прекрасно понимаю — наш Король свихнулся, и давно;
Пусть временами он ведет себя, как подобает Королю,
Пять сотен фунтов весит он, опустошит он все вокруг себя
И разнесет все в пух и прах — тебе с уверенностью говорю!
Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.
Бри: Что такое?
Скалк: Все вверх дном, да и у Шрама с головой не в порядке.
Бри: Это измена!
Скалк: Понятное дело! И помни, что услышал об этом впервые здесь!
Банзай: Он обещал нам пир, взамен же достается страшный голод нам,
Терпения последняя же капля — помешался он!
Мурашки у меня по коже, даже если спит он — вот дела!
Настало наше время, король наш окружен со всех сторон!
Шензи: Мы слишком долго выжидали свой момент, сидя в тени…
Чего дождались? Что лишился своего рассудка наш Король.
Все, с нас достаточно. Король забыл про обязательства.
Настало время вам, мои надежные друзья, пойти за мной!
Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.
— Знаете, он понемногу сходит с ума, — сказал Скалк. — Он думает, что сон вещий, и, возможно, он прав.
— Вы не должны творить зла, — закричала Фабана. — Он добрый.
— Кто эта старая дура? — спросила Шензи. — Кто-нибудь заткните ее.
Она не сообразила, что это была ее мать.
— Нам помогут, — старалась перекричать гвалт Шензи. Внезапно снова стало тихо. — Несколько львиц не откажутся помочь.
Фабана сделала замечание, которое выглядело в глазах остальных вполне разумным, хотя она не была сильна в эти дни.
— Если Така должен умереть, позвольте мне убить его.
Шензи широко улыбнулась.
— Вот видите, мама хочет сдуть этот одуванчик не меньше всех нас. И этот союз был именно ее идеей.
— Это была не моя идея, — сказала Фабана. — Он много страдал в жизни. Пожалуйста, не вынуждайте его лишать себя жизни от отчаяния. Если Така должен умереть, сначала я сделаю так, чтобы он был счастлив. Я скажу ему все, что он хочет услышать, и когда его сердце будет радоваться, я дам ему что-нибудь от Рафики, чтобы он заснул. И когда он мирно уснет, я придушу его. Это будет быстро и милосердно. Он заслужил это.
Шензи посмотрела на свою мать с некоторым уважением.
— Это может сработать, — она задумалась на мгновенье. — Но Эланна найдет его. Она всегда с ним, когда он спит. Извини, но этот вариант отпадает.
— Ты не понимаешь. Он маленький измученный щенок, физ’лоу, которого богам следовало бы забрать, пока он был невинен и питался молоком.
— Ты советуешь богам?
— Нет, я советую своей дочери. Я усыновила Таку — он мне сын, и истинный последователь нашей веры. Ты дашь ему такие же права, как каждому из нас. Права по нашим законам. Мы не можем мучить его. Если он умрет, то пусть умрет благородно. Мы должны по очереди биться с ним.
— И только из-за пустого, натянутого предлога, что король — мой брат? — она вздрогнула. — Не согласна. Я не давала таких клятв. Этот твой львенок опасен. Он бросит тебя. Тебе лучше не пытаться предупредить его, если ты дорожишь своей жизнью.
— Ты права. Он тебе не брат, потому что тогда бы ты была мне дочерью, — она повернулась к Шензи спиной и задними лапами отбросила немного земли. — Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.
Гиены открыли рот от удивления.
Ужас Шензи быстро сменился яростью.
— Ты была моей матерью, и только поэтому ты оставалась здесь, старая надоедливая дура. Может быть, ты и Рафики усыновишь? Ты проведешь остаток своей жизни внутри его баобаба. — Шензи повернулась спиной к матери и отбросила землю в ее сторону. Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.
Банзай и Эд были напуганы и пошли за своей сестрой, повернувшись спиной к матери, хотя ничего не сказали.
— Охрана, уведите эту гиену к баобабу, да смотрите, чтобы не убежала, — ее лицо не выражало уже никаких чувств. — Так, перед тем как меня так грубо прервали, я собрала вас здесь, чтобы поделиться исключительно важными новостями. Шраму осталось недолго. Да, мы в шаге от могущества и независимости, которым все будут завидовать. У нас есть план, о котором наши дети и дети наших детей будут слагать легенды. Если мы будем действовать вместе, мы не проиграем. Совещание закрыто.

Глава 45. Исчезновение
Нала сладко зевнула в свете утреннего солнца. Моргая и щурясь, она встала, потянулась передними лапами и зажмурилась от удовольствия, чувствуя как гудят, отходя ото сна, затёкшие мышцы спины и лап.
Выпрямившись, она тихонько подошла к тому месту, где лежал Симба. Еле заметно улыбнувшись, она наклонилась и лизнула его в нос.
— Просыпайся, дорогой.
Его нос рефлекторно дернулся, но не более. Расплывшись в улыбке, Нала наклонилась и подтолкнула его носом. Свернув губы в трубочку, она легонько дунула ему в ухо. Он резко дернулся, и отмахнулся от нее лапой.
— Прекрати, Пумба, — хихикнул он сквозь сон.
— Да неужели! — язык Налы медленно прошелся по всему его лицу. Ей было забавно наблюдать за тем, как его глаза широко раскрылись от удивления, которое исчезло, когда они сфокусировались на ней.
— Любимая, — прошептал он и мягко коснулся ее лапой. — Сколько времени?
— Солнце над вершинами деревьев.
Он зевнул, широко раскрыв пасть.
— Уф, над вершинами? О боги, должно быть, я сильно устал, раз проспал так долго.
Она красиво засмеялась.
— Ой, извини, — сказала она с притворным раскаянием в голосе. — Возможно, мне не следовало так долго не давать тебе спать.
Он улыбнулся в ответ, но прежде чем смог ответить, в пещеру ворвалась Иша. Ее глаза были просто безумными.
— Простите мое вторжение, Инкоси, но я не могу найти сына! Пожалуйста, помогите! — Иша едва справлялась с эмоциями. — Я отпустила его поиграть с львятами Узури, но они не знают, куда он ушел, и он не отвечает на мои оклики!
— Успокойся, Иша, — Нала подошла к ней. — Где ты его видела в последний раз?
— Я лежала на траве неподалеку от северного склона. Он ушел поиграть с Того и Комби. Я сказала ему не отходить далеко от Узури, но он не послушался, — Иша впилась когтями в землю. — Я не должна была отпускать его!
Узури рысцой вбежала в пещеру, следом ее львята которые тут же прижались к ее ноге.
— Иша, я не могу его найти. Не знаю, куда он убежал, но теперь знаю, почему, — Узури повернулась и осуждающе посмотрела на своих львят — те виновато отпрянули. — Похоже, Того и Комби играли немного… грубовато. — Она ободряюще похлопала Ишу. — Не беспокойся, может, он просто спрятался где-нибудь, обидевшись.
— Не думаю. Он всегда приходит, когда я зову его, в каком бы настроении он ни был. Он такой хороший львенок… — громко всхлипнув, она уткнулась Узури в плечо, и шерсть заглушила ее рыдания. Симба обеспокоено посмотрел на Налу.
— О боже. Я пойду к Рафики, может, он поможет. Возможно, он знает, где его искать. А ты пока организуй поиски.
Она кивнула и вывела львиц из пещеры. Симба рысцой сбежал вниз по склону Скалы. Перейдя на бег, он помчался к ближайшей акации; из-под его лап вылетали хлопья пепла, которые снова плавно оседали на обгоревшую землю позади него. Подбегая к дереву, он закричал:
— Рафики!
Добежав до ствола, Симба вгляделся в голые ветки и увидел сонно моргающего мандрила.
— Рафики? Ты не спишь?
— Определенно не сплю. И я проснулся не от твоего рева, мой друг. Я всю ночь глаз не сомкнул, — он окинул недовольным взглядом ветки. — Одни колючки. Не понимаю, как цивилизованный мандрил может жить в таком месте. — Опустив взгляд на Симбу, Рафики нахмурился. — Так от чего же весь этот переполох?
— Хабусу потерялся. Ты можешь чем-нибудь помочь? Мы должны найти его раньше, чем кто-нибудь другой.
Рафики содрогнулся от одной этой мысли. Гиеновые собаки проходили через эти земли время от времени.
— Айхею упаси. Я попытаюсь, — взяв свой посох, он осторожно слез с дерева. — Веди меня, мой друг. Я побегу так быстро, как смогу.
Симба задумался на доли секунды, затем пригнулся к земле.
— Подожди-ка, я тебя повезу. Так будет гораздо быстрее.
— Я не хочу унизить этим твое достоинство, — сказал Рафики с видимым сомнением.
Симба удивленно фыркнул.
— Непохоже было, что ты беспокоился о моем достоинстве в ту ночь, когда огрел меня по голове, старый друг.
В замешательстве мандрил зашаркал ногами.
— То было другое, — окинув взглядом расстояние, отделявшее его от Скалы Прайда, он покорно вздохнул. — Нагнись.
Он нерешительно подошел ко льву и с неохотой забрался на широкие плечи Симбы. Когда король поднялся, Рафики стиснул в кулаке клок гривы.
— Ай! — вскрикнул Симба. — Полегче.
Рафики слегка ослабил захват. Он почувствовал, как мышцы под ним пришли в движение, когда лев бросился в галоп. Мандрил смотрел по сторонам, затаив дыхание, и ветер свистел в его ушах. Так быстро он еще никогда не передвигался, и не в силах сдержать себя он закричал во весь голос.
— Я знал, что тебе понравится, — сказал Симба.
Рафики нервно засмеялся.
— Понравится? Да я напуган до смерти!
Кимоки, инкоси зэйбра’ха, резко встряхнул головой, пытаясь отогнать назойливых мух.
Но затем он увидел то, что заставило его позабыть о мухах. Прямиком на него стремглав мчался Симба, а верхом на нем сидел орущий во все горло мандрил.
— О, Господи!
Кимоки успел отскочить в сторону в последний момент. Он направился к своей супруге, которая, ни о чем не подозревая, каталась в пыли.
— Слушай, Уинифред. Я только что видел самую поразительную вещь на свете! Этот Рафики ехал верхом на Симбе!
— Что?
— Говорю тебе, Уинни, дорогая, подгнило что-то в этом королевстве. Подгнило, тебе говорю, и я не удивлюсь следующей выходке, которую выкинет эта старая обезьяна. Знаешь, он не такой, как мы.
— О Кимоки, ты случайно трокберри не объелся, а?
— Трокберри? Не говори глупостей. Послушай, это чепуха. Кроме того, еще слишком рано. Уинни, здесь что-то не так. Думаю, эта обезьяна захватит власть.
— Он?
— А почему бы и нет?  Знаешь, он увлекается варварским искусством. Думаю, это еще не конец, и, ей-богу, я собираюсь быть в курсе событий. Я бы не хотел, чтобы мы оказались в числе проигравших.
Не подозревая о суматохе позади себя, Рафики посмотрел вниз и увидел, как проносящаяся внизу земля сливается в однородное зелено-коричневое месиво. Внезапно почувствовав тошноту, он закрыл глаза, ощущая телом мощные мышцы, перекатывающиеся под ним с постоянным ритмом. Внезапно их темп изменился, Рафики открыл глазаи увидел быстро приближающуюся неглубокую расщелину. Симба напряг мышцы и прыгнул. Рафики с ужасом наблюдал, как мир медленно вращался перед ним, небо и земля менялись местами; он едва не перелетел через голову Симбы, оказавшись нос к носу со львом; в руке он по-прежнему прочно удерживал клочья гривы.
Симба резко дернулся.
— Рафики, ты чего творишь?! Я ничего не вижу!
Мандрил увидел янтарные глаза в нескольких дюймах и застонал. «Мамочка была права, — подумал он, — мне надо было остаться дома с братьями, а не становиться шаманом».
Симба грациозно откинул голову, перекинув через нее мандрила обратно к себе на спину. Несмотря на протесты Симбы, Рафики еще крепче сжал кулаки, цепляясь за дорогую ему жизнь. Он забормотал благодарственную молитву, когда, наконец, увидел приближающееся подножие Скалы Прайда. Не замедляя бега, Симбы рысью взбежал вверх по склону на выступ, где, наконец, остановился и позволил своему пассажиру сойти.
Рафики сполз с его спины и неуверенно прошелся вперед на ставших ватными ногах.
— Спасибо, Симба. Это большая честь для меня.
Симба пожал плечами.
— Может, когда-нибудь повторим, — он заглянул в пещеру. — Иша?
Львица с надеждой выбежала из пещеры, но ее лицо помрачнело, когда она увидела, что львенка нет.
— Иша, бедняжка, — сказал Рафики, обнимая ее за шею. — Не терзай себя. Мы найдем твоего львенка.
Рафики взял посох и чашу для гадания, затем сел на землю, скрестив ноги. Сосуд из тыквы, висящей на посохе, был полон воды; вынув пробку, он вылил содержимое в чашу.
— Иша, у тебя есть что-нибудь, чего он мог касаться или с чем мог играть в последние дни? Старая кость, например?
— Нет, он не слишком-то играет с игрушками, больше всего ему нравится играть в охоту и бороться.
Рафики нахмурился.
— Хм-м. Тогда будет сложнее. Не думаю, что смогу его найти, если у меня ничего не будет.
— Сухая трава подойдет? — спросила Иша. — Я сделала ему постель из нее.
Он задумался, поглаживая свисавшую с его подбородка белую бороду.
— Да, да. Подойдет.
Иша принесла полный рот травы, но он взял лишь несколько травинок. Она пристально наблюдала за тем, как он бросил травинки в воду, где они начали плавать маленьким кругом. Иша и Симба с интересом смотрели через его плечо, пока Рафики молился, прося у богов наставления и защиты. Наклонившись над чашей, Рафики осторожно коснулся пальцем поверхности воды, и стал внимательно изучать образовавшиеся круги, когда те, отразившись от травы, снова отразились от стенок чаши. Внезапно он склонился над чашей, глубоко вдохнув.
— Круг Макпела. Он жив.
Симба с облегчением вздохнул, а Иша опустилась на землю.
— Слава Айхею, — прошептала она. — Где он?
Рафики почесал затылок.
— Не знаю. Символы очень туманны и неотчетливы. Все мои знания говорят, что он жив, но в то же время… я вижу еще и череп. Очень странно.
Глаза Иши наполнились ужаса.
— О нет.
— Хабусу пока жив, говорю тебе. Остальное мне неизвестно, — он задумчиво посмотрел на чашу. — Попробую еще раз.
Рафики наклонился над чашей и осторожно пустил на ней круги. Он склонился так низко, что его покрытое морщинами лицо оказалось всего в нескольких дюймах от поверхности воды.
— Интересно…
— Эй, Ваше Величество! — раздался визгливый голос.
От испуга Рафики вскочил на ноги, опрокинув чашу со всем ее содержимым. Симба посмотрел вниз и увидел Шензи, стоящую у подножия Скалы Прайда.
— Я обращаюсь к вам с очень скромной просьбой предоставить мне аудиенцию.
Симба подошел к краю выступа.
— Сейчас я занят. Пусть ро’мок придет позже. Я побеседую с ним.
Симба повернулся к ней спиной, намереваясь присоединится к остальным, но Шензи окрикнула его снова:
— Ах, вы такой благородный и заботливый король, а бросаете одного из ваших.
Он резко повернул голову.
— Что?!
— Наш новый ро’мок разглагольствует о сотрудничестве и взаимопонимании, — презрительно усмехнулась она, — и в то же время, когда мы предлагаем свои услуги, вы их презрительно отвергаете!
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты о чем? — спросил он. — Какие услуги?
— Да помощь в отыскании пропавшего львенка.
Симба не верил своим ушам, у него отвисла челюсть. Нала метнулась в ее сторону, в ее глазах пылала ярость.
— Кто тебе сказал?! Откуда ты знаешь?!
Шензи захихикала.
— О, я держу ухо у земли, дорогая. Слухи распространяются быстро, когда король обеспокоен.
— Чересчур быстро, — отрезала Нала.
— Я пришла сюда не для того, чтобы меня оскорбляли, Ваше Величество. — Шензи злобно посмотрела на Налу. — Мы предложили нашу помощь, а вы отвечаете едва прикрытыми обвинениями, — она издала полный горечи вздох. — Я только надеюсь, малыш не будет долго мучиться, когда гиеновые собаки найдут его. Они воистину обожают разрывать свою жертву на куски живьем.
— Хватит, — возмущенно сказал Симба. — Ладно, Шензи. В духе сотрудничества мы с благодарностью примем любую предложенную тобой помощь.
— Конечно же, в духе сотрудничества, — сказала она, насупив брови. — Я даже подумать боюсь, что могло бы случиться с несчастным, если бы мы не ладили друг с другом, не правда ли?
Симба стоял, молча обдумывая ее слова. Только подумать, жизнь их львенка зависела от доброжелательности этого существа, стоящего внизу… Симба зажмурился, и по его спине медленно пробежал холодок. Затем он посмотрел ей прямо в глаза.
— Да, — медленно произнес он, — это было бы большой трагедией… для нас обоих
Шензи до омерзения самодовольно встретила его неприкрытую угрозу. Жизнь львенка висела на волоске, и, в отличие от Симбы, ей было нечего терять.
Глава 46. Вдали от дома
Лосара лежала, опустив голову на лапы, и наблюдала, как Хабусу с Бэйшаком играли в догонялки, носясь взад и вперед среди костей и камней кладбища. Похоже, они оба были наделены неиссякаемым запасом энергии, и Лосаре уже приходилось портить им удовольствие от веселой игры, смысл которой заключался в выяснении того, кто сможет дольше продержаться зубами на ее хвосте.
Она не смогла удержаться от смеха, уклонившись от Бэйшака, когда тот стремглав пронесся мимо нее, вопя что есть мочи:
— Ня-ня-ня, не поймаешь!
Хабусу мчался за ним попятам, но внезапно замер в неуверенности, когда щенок исчез во мраке огромного жуткого черепа. С опаской вглядевшись внутрь и ничего не увидев, он задумался на мгновение, а затем запрыгнул на череп.
Из побелевшего слоновьего черепа раздалось хихиканье, когда Хабусу, хитро улыбаясь, начал карабкаться по нему снаружи. Он медленно косолапо прошелся вдоль отбитого бивня, слегка выпустив когти, чтобы сохранить равновесие. Плотно прижавшись к черепу, он приложил к нему ухо.
— Выходи, выходи, ну где же ты!
Из черепа снова донеслось хихиканье.
— Не выйдет! Зайди и поймай меня сам!
«Попался» — улыбнувшись, подумал Хабусу. Он посмотрел вверх, оценивая расстояние. Затем сжался и прыгнул, быстро выпуская когти, чтобы зацепиться за край глазницы. С огромным усилием он взобрался наверх. Хабусу согнул передние ноги, готовясь прыгнуть  внутрь, когда прямо перед ним возникло расплывшееся в белозубой улыбке лицо Бэйшака.
— Бу!
От неожиданности Хабусу потерял равновесие и скатился по черепу, приземлившись на куче обломков костей.
— Ой!
Бэйшак прекратил смеяться и обеспокоено выглянул из глазницы.
— Эй, Хабу, ты в порядке?
Львенок сидел и, наклонив голову, осматривал  кровоточащую царапину на лапе.
— Ну да, все нормально.
Из-за черепа появилась Лосара, на ее лице было написано раздражение.
— Ну и чем вы тут занимаетесь? — она заметила, что Хабусу трясет пораненной лапой, и подбежала к нему. — Что случилось?
— Я поскользнулся и упал, вот и все. Это всего лишь царапина, видите? — он гордо показал ей пораненную лапу. — Не больно.
Нахмурившись, она строго посмотрела на него.
— Впредь будь осторожнее.
— Да, мэм.
Хабусу беззвучно вздохнул от облегчения, когда Лосара вернулась на свое место. Он ужасно боялся, что она отправит его домой. Домой…
На его лице появилась гримаса, когда он вспомнил о маме. Он ведь опять убежал, не сказав ей ничего о том, куда пошел. Попа помнила боль еще с того раза. Услышав шорох позади себя, он обернулся и увидел Бэйшака, появившегося из пасти черепа.
Щенок смущенно поднял на него глаза.
— Извини, я не хотел тебя так пугать.
— Ты не напугал меня! — возмутился Хабусу. — Я просто, э-э, потерял равновесие.
Бэйшак засмеялся над ним.
— С такими лапами, как у тебя, удивляться нечему!
— Да, вот как? Ну, твои лапы тоже не самые красивые в мире, — внезапно он раскрыв глаза уставился на мохнатые лапы Бэйшака.
Щенок посмотрел вниз.
— Что? В чем дело?
Хабусу в ужасе смотрел на отбрасываемую щенком тень. Был почти полдень.
— О нет, мама меня просто убьет, — застонал он. — Мне пора домой.
Бэйшак помрачнел.
— Правда?
— Да. Увидимся в другой раз, хорошо?
Хабусу повернулся, чтобы уйти, но неожиданно уперся в сильную лапу большого самца гиены, преградившего ему путь.
— И куда это ты собрался?
Скалк угрюмо посмотрел на стоящий перед ним надоедливый комок шерсти. За ним, злобно улыбаясь, появилась Шензи.
Хабусу сжался от страха.
— А… я просто иду домой, сэр. Моя мама страшно рассердится, если я не вернусь домой как можно быстрее.
Он попытался обойти Скалка вокруг, но был отброшен сильным ударом лапы. Заскользив, он столкнулся с Бэйшаком, и они оба кубарем покатились по грязи. Закрыв лицо лапой, Хабусу заплакал.
— Заткнись! Как мне надоело слушать твой скулеж, — Скалк, оскалившись, зло посмотрел на него, затем повернулся к К’телу. — Будешь охранять этот маленький комок шерсти. Не упускай его из виду. Если он попытается убежать, останови его, но не убивай… пока. Если Шензи права, он может быть нам полезен.
Охранник энергично закивал.
— Да уж, Шензи неплохо соображает, а, Скалк? — он исступленно захихикал. — Готов спорить, она рассказала тебе все свои секреты, ведь так?
Скалк только молча стоял и смотрел К’телу в лицо, пока его смех не сошел на нет, и не образовалась нервная тишина.
— Я пришлю тебе еще несколько помощников. А пока не спускай с него глаз, — он приблизился к К’телу настолько, что оказался почти нос к носу с ним. — За все, что с ним случится, будешь отвечать лично. Понятно?
К’тел сглотнул так, что это было слышно.
— Д-да сэр.
Кивнув, он посмотрел на Хабусу и Бэйшака, орущих что есть силы в легких.
— Лосара, — прорычал он, — сделай доброе дело, заставь этих двух недоносков заткнуться! — Скалк посмотрел на Шензи. — Все идет по плану.
Шензи: Он думает, что правит кланом,
Но он не справится и с порученьем.
Он львиный прихвостень, и все тут,
Ему уж не поможет обученье.
Скалк: Тебя прекрасно понимаю —
Доверчив слишком, чтобы нас возглавить;
На вожака он не похож ни капли,
Скулить он должен, а не нами править.
Вместе: Нет власти у него, и никогда не будет,
Он навсегда останется марионеткой львов;
Возвысили львы слишком этого придурка,
Не нужно клану нашему в правители шутов!
К’тел: Что такое марионетка?
Скалк: Это тот, у кого вместо мозгов дерево.
К’тел: Это измена!
Скалк: Понятное дело!
Шензи: Наш план достоин восхищенья,
Я посмеюсь в лицо вождю-пустышке!
И силу нашу он познает,
И власть, что неподвластна коротышке!
Скалк: Хочу в лицо ему взглянуть я,
Когда придет конец его фиктивной власти.
Поспорим, вылупит глаза он,
И жалобный стон вырвется из пасти!
Все втроем: Нет власти у него, и никогда не будет,
Он навсегда останется марионеткой львов;
Возвысили львы слишком этого придурка,
Не нужно клану нашему в правители шутов!
Развернувшись на месте, Шензи со Скалком гордо удалились.
Лосара, недобро сверкнув глазами им вслед, направилась к детям.
— Тс-с, — прошептала она, прижимая их к себе лапой. Хабусу уткнулся лицом в ее грудь и продолжал плакать охрипшим голосом.
— Я х-хочу к маме!
— Я знаю, дорогой. Тс-с, все будет в порядке, — она смахнула языком его слезы. — Ты просто проведешь ночь с тетей Лосарой, вот и все.
Бэйшак поднял на нее глаза и шмыгнул.
— Мам, Скалк ведь не обидит Хабусу?
Лосара нежно поцеловала его в лоб.
— Нет, Бэйшак. Он не обидит твоего друга, — она подняла голову, со злостью посмотрев вслед ушедшей гиене, и ее челюсти с силой сжались. — Пока я жива.
Глава 47. Этот призрачный запах
Сарафина остановилась, чтобы перевести дыхание; усталые львицы позади нее благодарно опустились на землю. Они искали Хабусу уже много часов подряд, солнце стояло высоко, и неистово обжигало своими лучами их перегретые тела, высасывая последние силы.
— Фини, — раздался слабый голос. Сарафина оглянулась.
— Да?
Йоланда некоторое время молчала, тяжело дыша.
— Сарафина, не думаю, что мы найдем его здесь. Мы слишком близко к ним, — она показала направо. В той стороне лежало слоновое кладбище, мерцающее от горячих восходящих потоков.
— В любом случае, не думаю, что малыш мог забрести туда. Кроме того, гиены могут обыскать территорию куда лучше нас. Они хорошо ее знают.
— Я не собираюсь звать их искать Хабу, не важно, что наобещала эта сладкоречивая скотина. Если даже они найдут Хабусу, то каковы шансы, что они его вернут? — она фыркнула, усмехнувшись. — Нет уж, мы будем сами решать, доверять ли нам гиенам.
Йоланда устало кивнула.
— Ты права, просто… — она замолчала и прорычала, не в силах что-либо сделать, хлестнув по земле хвостом. — Мы ищем уже несколько часов. Где он?!
Над их головами пролетел Зазу.
— Никаких новостей. Я спрашивал стервятников. Знаете, эти падальщики безжалостно правдивы, и они сказали, что не… ну, они ничего не видели.
Адженти, простонав, встала со своего места.
— Мы не найдем его, пока будем протирать мех на задницах.
Сарафина кивнула, согласившись. Она поднялась и снова заняла место впереди остальных. Построившись треугольником, они медленно прочесывали территорию, осматривая землю перед собой и поворачивая головы из стороны в сторону, пытаясь уловить запах.
Солнце медленно, но неумолимо клонилось к закату. Часы поиска тянулись медленно, падающие тени удлинялись, скрывая от львиц маленькие ямы и трещины,  что усложняло поиск. Они достигли окраины кладбища, когда на землю уже опускались сумерки. Гиена-охранник, стоящий на карауле у границы, окрикнул их.
— Стой!!! Кто идет?!
— Львицы со Скалы Прайда, сэр, — Сарафина не желала так вежливо обращаться к этой грязной твари, стоящей перед ней, но сейчас она не осмелилась рисковать, оскорбляя их. — У вас есть какие-нибудь новости о пропавшем львенке?
Он ядовито улыбнулся.
— Нет, леди, боюсь, что нет. Но не беспокойтесь, если мы найдем его, вы узнаете об этом первыми.
Йоланда нахмурила брови из-за нехорошего предчувствия. Слишком уж вежлив был этот охранник. Выйдя вперед, она быстро ответила за Сарафину.
— Благодарю вас, сэр. Мы признательны за вашу помощь.
Легонько подтолкнув Сарафину плечом, она кивком поманила львиц в тень, где их не могли услышать.
— В чем дело? — Сарафина приподняла бровь.
— Эта гиена так и пышет любезностью. Я не верю ему. Осмотримся вокруг, ладно?
Она пошла вдоль границы кладбища. Сарафина держалась сбоку от нее, Адженти за ней.
— Хе, — Сарафина негромко усмехнулась. — А ведь именно ты хотела позвать их помочь…
Она остановилась так внезапно, что Адженти ткнулась в нее носом.
— Ой! — Адженти потерла лапой ушибленный нос. — Какого…
— Тс-с! — Сарафина нагнулась, принюхиваясь. Ее глаза сверкнули в слабом сумеречном свете, когда она подняла голову. — Я поймала его запах!
Йоланда резко обернулась.
— Что?
Не ответив, Сарафина рысцой побежала по направлению к кладбищу, почти касаясь носом земли. Адженти с Йоландой переглянулись и бросились догонять ее. Они бежали за Сарафиной до возвышенности и остановились только перед вереницей колючих кустов акации.
Сарафина прижалась к земле. Проползя вперед, она легла на бок и, извиваясь, начала продираться сквозь колючки под одним из кустов. Остальные в изумлении наблюдали за ней. Около половины ее тела скрылось в густых зарослях, когда она замерла. Раздался ее приглушенный голос.
— Во имя Айхею, что за…
Адженти подползла к ней.
— Что там?
Сарафина ответила с яростью в голосе:
— Ну да, они оказали огромную помощь. Похоже, они ухитрились найти Хабусу, вот только забыли сказать об этом нам. Ниже по склону в пятнадцати шагах от меня слоновий череп. Он сидит перед ним.
В груди Йоланды зарокотало рычание.
— Так пойдем заберем его!
— Не получится. Его окружает группа гиен. Нам с ними не справиться. Их там столько, будто они к войне готовятся.
У Йоланды раскрылись глаза от ярости.
— И все это для охраны одного львенка? Во имя Айхею, что происходит?
Извиваясь, Сарафина медленно выбралась из-под кустов. Поднявшись, она резко встряхнулась, очищая шкуру от земли.
— Не знаю, но нам лучше пойти сообщить обо всем Симбе.
Адженти замотала головой.
— Мы не можем его здесь оставить!
—Если нас поубивают, мы ему не поможем. Пошли. Я хочу вернуться к Скале до высокой луны.
Глава 48. Требования
Прохладный ночной бриз шевелил шерсть львицы, сидящей на вершине Скалы Прайда. Иша сидела безмолвно, смотря ничего не видящими глазами на расстилавшуюся перед ней великолепную панораму, полностью погруженная в свои мысли.
Почувствовав прикосновение к плечу, она обернулась и увидела севшую рядом Кейко.
— Есть новости?
Кейко покачала головой.
— Мне жаль, Иша. Никто не обнаружил ни следов, ни запаха.
Иша кивнула и продолжила вглядываться в темную поверхность земли, простирающуюся вдаль под ними. Ее сердце охватили невоплотимые желания. Хабу пора было принять ванну. Она жаждала обнять его, чувствовать тепло его тела. Ее мучили мысли, что он может быть напуган, ему может быть одиноко, он может быть ранен или голоден. Ему может быть холодно. Может он зовет ее. А может, молит врага о пощаде. Может быть, он уже мертв, или еще хуже — умирает в страшных мучениях. Ее челюсть слегка задрожала, и слеза, блеснув как искра, покатилась по щеке, смочив шерсть. За первой слезой последовала еще одна, она упала и разбилась о холодный камень у ее лап.
— О господи, Кейко, он не может умереть, он просто не может. Он — последний львенок, который у меня остался. Я не могу потерять его!
— Иша, нам надо поговорить.
— Не знаю, смогу ли я сейчас.
— Иша, ради Бога, я должна знать. Ты занималась этим с моим сыном, не так ли? Ведь это его сын.
— Да, и еще раз да, — отрезала Иша.
— Он был всего лишь львенком. Ты воспользовалась им.
— Он умолял меня, — сказала Иша и, обернувшись, посмотрела ей прямо в глаза. — Умолял меня, Кейко. Он весь пылал.
— Как ты можешь такое говорить?
— Он всегда хотел меня. Така отправил его на голодную смерть. Баба тоже понимал это, — по ее щеке побежала слеза. — Бедный маленький Баба. Он не хотел умирать, но единственное, о чем он сожалел, было то, что он не был наедине со мной. Он хотел меня так, как ни один лев не хотел, и я дала ему то, чего он желал.
— Из жалости?
— Жалости? Нет, не только из жалости, — она протянула лапу и погладила щеку Кейко. — Я люблю его. Я думала, что поддамся из жалости, и все началось именно так. Но твой сын был львом, не львенком. Когда мы занимались любовью… — ее глаза наполнились слезами. — Те слова, что он говорил мне. Как я хочу услышать их снова. Я бы все отдала, лишь бы он вернулся ко мне, — она вздохнула. — Его сын пропал. Твой внук. Ты отвергла его. Он даже не знает, кто ты. Может быть, уже слишком поздно, чтобы сказать Хабу, что ты его любишь.
— Знаю, и я печалюсь о нем и о тебе. Но — о боги! — разве надо было превращать это в грязную историю?
— Он мой муж, — твердо сказала Иша. — Я оставалась верной ему. И буду верной до самой моей смерти.
— Почему ты мне не сказала?
— А ты меня спрашивала?
Кейко глубоко вздохнула.
— Он хоть понимал, что делал?
— Я родила троих львят, ты знаешь.
— Я не это имела в виду.
— Спрашиваешь, действительно ли он любит меня? Да. Люблю ли я его? Да. Хотим ли мы опять этим заняться? Да, боги мне свидетели. Я хочу провести жизнь, делая его счастливым, леча его раны, ловя для него добычу, растя его львят. О боги, чего бы я ни отдала, чтобы он был сейчас здесь. Мой муж изгнан, двое львят погибли, третий пропал, а теперь и львица, которую я считала лучшей подругой, повернулась против меня.
— Нет, Иша. Это не так, — она наклонилась к Ише и, мурлыкая, уткнулась в нее. — Ты для меня как самая дорогая сестра. Просто мне сложно думать о тебе, как о дочери, — она снова уткнулась в нее. — Я постараюсь. Обещаю. Мне нужно только немного времени.
Симба торопливо поднялся к месту, где сидели Иша и Кейко.
— Я только что заметил, что группа Сарафины возвращается. Они единственные, кто еще не доложил. Может быть, у них есть хорошие новости.
Все трое в нетерпении ждали, пока Сарафина и ее группа поднимутся на выступ. Преодолев подъем, изнуренная Сарафина подошла к ним. Она преклонилась перед Симбой, ее мышцы дрожали от усталости.
— Инкоси ака Инкоси, — выдохнула она. — Я касаюсь твоей гривы.
— Я чувствую это, — ответил он. — Фини, отдохни минутку. Отчет может и подождать.
Она быстро замотала головой.
— Нет времени, Ваше Величество. Мы нашли Хабу. — Сарафина стояла, тяжело дыша, остальные изумленно смотрели на нее.
— Где он? — произнесла, наконец, Иша. — Она обвела взглядом группу. — О господи, скажи мне, что он жив.
Нала посмотрела на несчастное выражение лица своей матери, и ее бросило в дрожь. «Нет, — подумала она, — пожалуйста, нет».
Наконец, Сарафина заговорила:
— Он жив. — Иша начала было улыбаться, но помрачнела, когда Сарафина продолжила: — Да простит меня Айхею за мои слова, но, может, лучше бы он был мертв. Он у гиен.
Иша широко раскрыла глаза от ужаса, Симба шагнул вперед.
— Что?!
Он посмотрел на Йоланду, затем на Адженти. Те медленно кивнули.
— Мы искали около кладбища, и я поймала его слабый запах, который привел нас прямо к зарослям колючих акаций с краю от…
— Я знаю это место, — кивнул он. — Как вы пробрались внутрь?
— Ну, я пролезла под ними настолько, что могла видеть происходящее на кладбище. Я ясно видела его, Ваше Величество.
— Что еще ты видела?
Сарафина закрыла глаза, задумавшись.
— Его кольцом окружала большая группа гиен, вроде как охраняя его, или…
— …или следя, чтобы он не сбежал, — гневно прорычала Нала. — Я знала, что эта лживая собака выкинет что-нибудь подобное. Что Шензи, что Ухуру — никакой разницы.
Она посмотрела на Симбу, ожидая, что тот кивнет в знак согласия. Но Симба сидел и молча смотрел в землю. Медленно поднявшись, он подошел к концу выступа и поднял голову, чтобы взглянуть на звезды, ярко сиявшие в вышине. Внезапно его лицо поникло, усы повисли и подбородок задрожал. — Я думал, что могу доверять ему. Он сказал Рафики, что верит в нашего Бога. Почему Айхею не покарает его?!
Горе Симбы было глубоко и ужасно. С минуту он сидел молча, и смотрел на звезды, затем вздохнул.
— Ухуру рисковал жизнью, чтобы помочь мне. Да поможет мне Бог, я позволю ему доказать свою невиновность. Если же он не сможет это сделать, то да поможет Бог ему! — Симба подошел к Ише и потерся об нее мордой. — Пора показать нашим друзьям гиенам, кто здесь главный, — сказал он, переходя на рык.
Он снова посмотрел в небо, глубоко вдохнул и зарычал. Рык был такой громкий, что каждый на земле, в небесах над ней и в пещерах под ней мог понять, что лев разъярен. Прайд подхватил его и нарастающий рык достиг неземной силы, способной внушить страх даже камню.
— Пошли, Иша. Заберем твоего сына.
Пока они собирались уходить, Симба смотрел на звездное небо и мысленно читал молитву Айхею, прося Его хранить их в предстоящей битве.
Тем временем молодая гиена вдалеке тоже смотрела на небо и молилась, но по менее благородному поводу.
— Ро’каш, пожалуйста, пусть утро наступит быстрее! Ненавижу караульную службу!
Гриз’ник, ворча, ходил взад и вперед, стараясь не заснуть. Похоже, он всю жизнь будет стоять в ночном карауле. Мало того, что его заставляли стоять на страже, но ночной караул? Скалк специально оставил это удовольствие для него, решил Гриз’ник.
С тех пор как этот гиен добился расположения Шензи, он ведет себя так, будто ему до всего есть дело.
— Дайте мне пять минут, и я покажу ему, кто здесь главный, — Гриз’ник остановился и замолчал. Его пасть раскрылась в таком зевке, что даже кости затрещали. Осторожно оглядевшись, нет ли кого-нибудь рядом, он подошел к выступающей каменной колонне и прилег.
«Отдохну одну минутку, — подумал он. — Хороший охранник не может быть бдительным, если не отдохнет, как следует. Да он нарушит свой долг, если будет находиться на посту в полусонном состоянии».
Гриз’ник резко открыл глаза. Заморгав, он встал и отряхнувшись огляделся вокруг. У него екнуло сердце, когда сквозь нежно укутавший его утренний туман он увидел слабое зарево на востоке. Не увидев никого, он облегчённо вздохнул; похоже, его сон прошел незамеченным. Повернувшись, он пошел было ко входу на кладбище, собираясь потребовать смену, но услышал позади себя легкий шорох.
Резко обернувшись, он вгляделся в окутавший все туман. Навострив уши, он пытался услышать хоть что-то. Шерсть у него на шее встала дыбом, когда он услышал подозрительный хруст. Его глаза безумно забегали, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но сквозь сероватую пелену тумана виднелись лишь слабые очертания скал. Гриз’ник с опаской шагнул вперед, пытаясь выяснить, что происходит, когда услышал громкий треск где-то справа от себя.
Прижав от страха уши, он замер в ожидании появления чего-нибудь, но опять воцарилась полная тишина. Казалось, время остановилось, он застыл на месте, желая побыстрее увидеть свою смену, но опасался повернуться спиной к угрожающей пустоте. Солнце вставало все выше, и туман начал рассеиваться, теплые лучи начали иссушать сырой воздух. Облегченно вздохнув, он хмыкнул.
«Хорошо, что Скалк меня не видел, — сдавленно засмеялся Гриз’ник. — Трясусь, как щенок, испугавшийся темноты». Снова раздался звук, и он нервно огляделся по сторонам.
Пара сверкающих глаз выплывала прямо на него из тумана, в утреннем свете их зрачки горели адским пламенем. За ними появилась еще пара, затем еще… он запричитал, осознав, что окружен ими, и, заморгав, разобрал нечеткие силуэты львов; слишком много, чтобы считать, их приземистые тела неслышно перемещались по влажной от росы траве.
Ближайший к нему силуэт превратился в львицу, она оскалилась и прорычала:
— Привет, дружок.
Львица поджала задние лапы, приготовившись к прыжку.
— П-п-привет, — проговорил он, запинаясь. — Охотитесь так поздно? Знаете, я как-то слышал, что гиены не входят в ваш рацион. Знаете, это хорошо. Никогда не знаешь, что мы ели. Отвратительные вещи, по правде говоря. Знаете, иногда целыми днями одну мертвечину. Иногда, знаете, от жары трупы становятся тухлыми, но падальщикам выбирать не приходится, — он смотрел в глаза, кровожадно впившиеся в него. — О господи, я умру! — Гриз’ник внезапно обрел голос: — Помогите!!! — завопил он, разгребая лапами землю в попытке убежать. Огромный вес пригвоздил его к земле, выдавливая из его легких воздух. Он почувствовал, как когти больно вонзились в плечи и спину, когда он попытался вдохнуть. Кто-то заговорил ему на ухо:
— Заткнись и не шевелись, а не то пойдешь на корм стервятникам, — разъяренно прошептала Узури. Повернув голову, она кивнула Симбе. — Сэр, я держу его. Пусть остальные заходят.
Симба кивнул в ответ и дал сигнал низким рычанием, хорошо слышимым сквозь туман. Львицы вереницей двинулись за ним, жаждя вступить в бой с противником. Целый хор из рычания и визга донесся сквозь тонкий туман, когда они взяли верх над гиенами у самой границы кладбища. Внезапно раздался зловещий вой: кто-то поднял тревогу
Потеряв внезапность, Симба испустил оглушительный рев, ужаснувший Гриз’ника до костей. Гиена сжалась, когда король склонился над ним со сдвинутыми от гнева бровями.
— Где львенок Хабусу? — прорычал Симба. — Скажешь, и тебя пощадят.
Гриз’ник глупо уставился на него.
— Ваше Величество, — пробормотал он. — Все, что они мне сказали, — стоять на страже. Зачем, они не сказали. Пожалуйста, отпустите меня. Если они обнаружат, что я не справился, они убьют меня. Я просто хочу убежать. Дайте мне шанс, пожалуйста.
— Отпусти его, — сказал Симба.
Повернувшись, он пошел на кладбище. Пока Симба шел среди костей, туман успел рассеяться, и солнце начало давать знать о себе, но пары все еще скрывали тени. В пределах видимости появилась нечеткая форма, когда Ухуру, зевая, появился из своей пещеры.
— Ваше Величество! — удивленно сказал он. — Какая честь, — инкоси поднял голову, с удивлением глядя на зловещее выражение лица Симбы. — Боюсь, у меня нет новостей о пропавшем львенке.
Зарычав, Симба оскалил зубы и одним прыжком оказался с ним нос к носу.
— Во имя Бога, что ты сделал с нашим львенком? Думал, мы ничего не узнаем?!
Ухуру задрожал от страха, увидев огромные клыки в нескольких дюймах от своего лица.
— В-в-ваше Величество? Я не понимаю…
К ним подбежала Иша.
— Лжец! Где мой ребенок? Что ты с ним сделал?! — она яростно осматривала территорию. — Хабу? Хабу, это мама! О боги, ответь мне! — ее голос отражался эхом, передразнивая ее. Она снова повернулась к Ухуру, прижав уши от гнева. — Что ты с ним сделал?
Над ними на выступе скалы сидела Шензи, ее бока сотрясались от едва сдерживаемого смеха. «Ну надо же! — думала она. — Это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой! Ухуру выглядит, как отшлепанный щенок!» Шензи прикусила губу, чтобы ненароком не рассмеяться. Через пару минут, немного придя в себя, она опять вернулась к созерцанию происходящего внизу.
Ухуру вжался в нишу, куда его загнали Симба и Иша.
— Ваше Величество, пожалуйста! Я не понимаю! Я ни в чем не виноват! Я уже однажды помог вам, рисковал ради вас своей жизнью!
Симба начал было говорить, но Иша прервала его.
— Ты, похоже, не понял, — прошипела она. — Сейчас я тебе все объясню. Если моего сына не приведут ко мне немедленно, я разорву тебя и оставлю на съедение шакалам.
Ухуру оскалился и зарычал.
— Что ж, прекрасно. Разорви меня. Айхею отплатит за мою невинную кровь.
Иша замахнулась лапой, но голос остановил ее.
— Погоди, погоди, моя дорогая; леди не подобает так себя вести, — Рафики мягко постучал посохом по ее выпущенным когтям. — Убери-ка их, пока не поранила кого-нибудь.
— А я это и собираюсь сделать, — огрызнулась она. — Рафики, разве ты не видишь, он ведь даже не признает своей вины.
Рафики приподнял бровь.
— Тогда, возможно, он невиновен, — мандрил повернулся к Ухуру. — Спокойно, мой друг. Истина будет установлена.
— Простите, Ваше Величество, — сказал Ухуру, — но, если бы ребенок был здесь, я бы, по крайней мере, показал его. Тогда бы у меня было, чем угрожать; я не могу причинить вред тому, кого у меня нет.
Сарафина вышла вперед.
— Да неужели? — возмутилась она. — Тогда что это был за львенок на северной окраине кладбища этой ночью? Не надо отрицать, я видела его своими собственными глазами в окружении, по крайней мере, дюжины охранников.
Ухуру был ошеломлен.
— О боги! — он замолк на мгновение, сморщив лоб в раздумье. Внезапно у него подкосились ноги, и он сел, уставив глаза в землю. — Ваше Величество, я не был готов стать Ро’мок. Вы выбрали меня из благодарности, но это не сделало меня великим лидером, — подняв глаза, он посмотрел на выступ, где в тени сидела Шензи. — Я знаю, как это могло случиться. Но если хоть что-нибудь случится с ребенком Иши, я целиком отвечаю за него. Я предлагаю свою жизнь взамен.
— Хотелось бы тебе верить, — сказал Симба. — Очень хотелось бы.
— Что есть у вас такого, что хочу я? Зачем мне похищать одного из ваших львят? Я уже ро’мок. Я могу предположить, что это завистливые соперникихотят вырыть мне яму, — он пронзил взглядом Шензи. — Клянусь богом, я помогу вам разорвать их, когда поймаю.
Симба потерся об Ухуру мордой.
— Прости меня, — затем он злобно посмотрел на Шензи. — Это твоих лап дело?
— И что, если моих, лева? Ну что ты сделаешь? — сказала она с полным презрением. — Тронь меня и твой сосунок будет сегодняшним ужином.
У Иши екнуло сердце, Симба в гневе вышел вперед.
— Чего ты хочешь?
Шензи рассмеялась.
— Тебе гну в каньоне голову копытом не зацепила? Я хочу, чтобы это жалкое подобие ро’мок заменили. Нам нужен кто-то более подходящий.
— Этот кто-то случайно не ты? — прорычал Симба.
Она раскрыла глаза в деланном удивлении.
— Дорогой, а я уж думала, ты никогда не спросишь. Я бы с радостью согласилась.
— Не сомневаюсь, — огрызнулся Симба и зарычал так громко, что лежащие на земле кости затряслись. — Никто не смеет диктовать мне, что делать, особенно ты. Ты помогла Шраму убить моего отца, и богом клянусь, или ты отдашь Хабусу, или я растерзаю тебя.
— Так она еще и помогала убить Муфасу? — Ухуру посмотрел Шензи прямо в лицо. — Покончим с этим здесь и сейчас. Я призываю богов стать свидетелями нашего Ши’кал. Я вызываю тебя на смертный бой.
Воцарилась гробовая тишина, и Шензи уставилась на Ухуру, открыв рот.
— Что? Ты не можешь этого сделать!
Вперед вышла Азуба.
— Но он сделал, — холодно произнесла она. — Прими вызов, или забудь о своих претензиях на титул ро’мок.
Шензи обвела взглядом остальных гиен. Вызов был сделан при свидетелях, и у нее осталось только два выхода.
— Прекрасно. Я принимаю вызов, — она плюнула под ноги Ухуру. — Дурак. Ты лишился бы титула. Теперь же ты лишишься жизни.
— Правда? — Ухуру пристально посмотрел на нее. — Еще посмотрим.

Глава 54. Яркий момент
Весенние дожди принесли на земли долины изобилие растительности; цветы ослепляли буйством красок двух годовалых львят, с веселым смехом носивщихся в аромате растений.
Укрывшись в зарослях диких желтых цветов, Танаби улыбнулся Мише, резво размахивая хвостом. Хихикнув, она поддалась, шагая с важным видом среди зелени, будто его не было рядом. Он выпрыгнул из укрытия и поймал ее, так что они оба покатились по пологому склону холма.
Танаби выпустил ее из лап, перелетел через подругу и упал на землю. Он встал, смеясь, но тут же замер, услышав, как Миша вскрикнула. Танаби посмотрел в ее сторону и увидел, как она появилась из плотных зарослей ежевики, неустойчиво передвигаясь на трех лапах.
— Что случилось?
Она осторожно потрясла лапой и посмотрела на него, в глазу блеснула слезинка.
— Танаби, мне больно вставать на эту лапу!
— Дай посмотрю, — у него живот свело, пока он подбегал к ней. Его мать подвернула ногу несколько месяцев назад, и даже с помощью Рафики она только сейчас полностью поправилась. Если у Миши то же самое, или еще хуже, перелом… Он вздохнул от облегчения, когда увидел, в чем проблема. — Это всего лишь заноза, Миша. Ничего страшного.
Она обеспокоено посмотрела на него.
— Ты можешь ее вытащить?
— Ага. Замри, — раздвинув носом шерсть, он аккуратно подцепил занозу зубами и, осторожно потянув, вытащил ее.
Миша взвизгнула от боли, а затем успокоилась.
— Спасибо, Танаби.
Он улыбнулся в ответ.
— Всегда пожалуйста, — он начал нежно, успокаивающе вылизывать ее пораненную лапу, рассеянно замечая, как она выросла за последнее время. Ее лапы, о которых она только и беспокоилась, на ее счастье довольно сильно вытянулись, теперь соревнуясь в красоте даже с лапами старшей Лисани.
Миша сидела и молча наслаждалась тем, как Танаби очищал рану на ее лапе. Закончив, он поднял голову и улыбнулся ей.
— Уже лучше.
Она почувствовала прилив теплоты по отношению к своему другу. Танаби всегда был такой милый. Он никогда не играл грубо, как другие львята, а если у него было что-нибудь вкусненькое, он всегда был рад поделиться. Неожиданно для себя Миша наклонилась и поцеловала его в щеку. Танаби замер на мгновение, а затем улыбнулся.
— А вот тебе! — сказал он и поцеловал ее. Но не закончил поцелуй немедленно. Наоборот, он, балансируя на трех лапах, приковал к ней свой взгляд. — М-миша? — пробормотал он. — Я, э-э…
Она красиво засмеялась и толкнула его лапой, свалив на землю.
— Догоняй!
— Ах так?! — улыбнувшись, Танаби вскочил на ноги и бросился в погоню. Он гонялся за ней по всей саванне, а она, заливаясь смехом, виляла среди кустарника, позволяя приближаться ему почти вплотную, но оставаясь вне досягаемости. Они уже приближались к Скале Прайда, когда Танаби, наконец, поймал ее, изящно перехватив посреди прыжка, и они повалились в траву. Львята остановились перевести дыхание, тихо хихикая.
Танаби снова смотрел на Мишу, не в силах отвести от нее глаз. Когда она посмотрела на него и улыбнулась, солнце выглянуло из-за облака, и его яркий свет, отразившись от ее шерсти, окружил ее золотистым нимбом. У него перехватило дыхание, и он не смог вымолвить ни слова.
Миша в недоумении моргнула.
— Танаби? Что с тобой?
Он нервно прочистил горло.
— А, ничего. Пойдем домой?
Она кивнула. Они медленно пошли к Скале, наслаждаясь теплом солнечного света и приятным ветерком, ерошившим их шерсть и порождающим волны на покрывающем землю зеленом травяном ковре.
Миша с удовольствием опустила голову на плечо Танаби, и неожиданно заметила, что шерсть его стала гуще; еще месяц назад этого не было. «Круто, — подумала она. — Интересно, как Танаби будет выглядеть с гривой?» Она попыталась представить шею своего лучшего друга, окруженную воротником гривы, как у Симбы, и тихонько хихикнула.
По пути они случайно встретили Узури. Заметив их, она усмехнулась.
— А, влюбленная парочка опять прогуливалась?
Миша прижала уши от смущения, а у Танаби на спине встала шерсть.
— Ну да… ну, то есть, нет! Мы прогуливались, но мы не…
Львица игриво шлепнула его хвостом, когда проходила мимо.
— Ну да. Я так и думала, — она улыбнулась и покачала головой. — Я всегда знала, что вы созданы друг для друга.
Танаби сжался от полного смущения.
— Узури!
Она тихо засмеялась и потерлась об него мордой.
— Я просто поддразниваю, мой мальчик. А теперь идите играйте. — Львица пошла по своим делам, все еще усмехаясь про себя.
Миша начала застенчиво вылизывать себя.
— Я, э, лучше пойду домой. Я обещала Малэйке посидеть с детьми, пока она будет на охоте.
— Хорошо.
Танаби задумчиво смотрел ей вслед. Внезапно он повернулся и рысцой взбежал вверх по склону к выступу Скалы Прайда. Увидев своего отца, он медленно пошел к нему, не зная, с чего начать.
Симба принимал отчет Зазу, когда заметил своего сына, тихо сидевшего позади него. Прервав Зазу, он с любопытством посмотрел на львенка.
— В чем дело, Танаби?
Львенок беспокойно ерзал.
— Э-э, пап, можно мне секундочку поговорить с тобой наедине?
Симба приподнял бровь.
— О чем? Сейчас я принимаю доклад. Это очень важно?
— Ну-у, пожалуй, — он смущенно дернул хвостом. — Это о… ну, моем друге.
Симба нахмурился.
— О ком. У кого-то проблемы? — он строго посмотрел на сына. — Вы опять шутили над Узури?
Танаби недовольно вздохнул.
— Нет, о Мише.
Симба губами изобразил «О-о» и повернулся к Зазу. Птица-носорог понимающе улыбнулся и прокашлялся.
— Что ж, на этом, Ваше Величество, можно считать мой отчет оконченным. Я вернусь позднее и поставлю вас в известность, если еще что-нибудь случится.
— Хорошо, Зазу. Спасибо. — Взмахнув крыльями, Зазу улетел, и Симба повернулся к сыну. — Ну, Танаби? Что у тебя на уме?
Танаби тревожно наморщил лоб.
— Пап, я не могу выбросить ее из головы! — беспомощно пробормотал он. — Я чувствую себя так странно. Я хочу играть с Хабу и остальными парнями, но я хочу играть и с Мишей и не хочу, чтобы они шли с нами. В конце концов, она мой лучший друг, но… — он замолчал, не зная как продолжить.
Симба поднял ухо.
— Но… что?
Львенок смущенно смотрел в землю.
— Я подумал, что она сегодня мило выглядит, и я… я поцеловал ее.
Отец усмехнулся.
— Она и правда милая. Ну и как, это было весело?
— Что было весело?
— Целовать ее.
— Ну, не весело. Скорее… мне понравилось. Хотя не сказать, что это было весело.
Симба прижал львенка к себе.
— Сынок, знаешь ты это, или нет, но ты растешь. Нет ничего плохого в твоем желании проводить время наедине с Мишей, если это то, чего ты хочешь, — он встал, потянулся и начал подниматься по извилистой тропинке, ведущей на вершину Скалы. Танаби неторопливо пошел за ним, продолжая слушать. — Танаби, возможно, тебе это трудно понять, но в твоем возрасте это совершенно нормально хотеть быть с девочкой, — Симба улыбнулся. — Я помню время, когда я думал, что девочки существуют для того, чтобы мне было над кем шутить.
— Правда?
Симба кивнул.
— Знаешь какие-нибудь хорошие приколы?
— Нет такого понятия как «хороший» прикол. По крайней мере, когда ты будешь в моем возрасте. Я люблю шутки, когда все весело хохочут и никому не обидно.
— А. Ну да.
Поднявшись наверх, два льва подошли к краю и сели.
— Это только начало, мой сын. Чудеса происходят в тебе каждый день, и саму жизнь нужно принимать как чудо, столь она удивительна. В свое время эти изменения пугали меня. У меня не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом, и я хочу, чтобы ты помнил, для тебя я не только отец…
— А еще и король.
— Нет… То есть да, но я хочу сказать, что я для тебя еще друг.
Симба нежно уткнулся носом в него, пока они вместе смотрели на Земли Прайда.
— Сынок, знаешь день, когда ты станешь львом?
— Когда я пройду посвящение?
— В глазах Прайда, да. Но во всей твоей жизни не будет такого дня, когда ты проснешься совершенно другим львом. Посвящение можно провести на неделю позже для удобства, можно и на пару дней раньше. Это просто церемония. — Симба задумался. — Нет, не просто церемония — она очень важна — но все равно в самом моменте ее проведении, нет ничего священного, поскольку взросление — процесс, а не событие, — он похлопал Танаби по плечу. — Сынок, сейчас ты в том возрасте, когда с каждым днем ты все меньше ребенок и все больше взрослый. Это приводит к некоторым сбивающим с толку чувствам. Как, например, когда ты поцеловал Мишу. Я часто целую твою маму. Иногда это также как ты целуешь меня. Но когда ты станешь взрослым, как я, появятся другие моменты — особые моменты. Ты поцелуешь ее и почувствуешь, что должно случиться что-то еще. Будто поцелуй — это не конец, а только начало.
— Ага, — сказал Танаби. — Так и было. Я чувствовал — что-то должно произойти, — он смущенно опустил глаза.
Симба тихо сказал:
— Миша любит тебя, Танаби. Однажды, когда ты поцелуешь ее, она тоже будет ждать, когда что-то случится. И я знаю, что это за что-то.
— Комби сказал, что я должен… — он замолчал.
— Комби очень умный, но он не знает всего. Если бы он знал, то знал бы, что любовь между львом и львицей священна и прекрасна, — Симба улыбнулся. — Ну сколько раз Комби занимался тем, о чем рассказывал?
Танаби прижал уши и посмотрел в землю.
— Думаю, что ни разу.
— Тогда, откуда он знает, что он прав? — Симба лукаво улыбнулся. — А твой отец счастливо женился и имеет сына.
Танаби посмотрел на него и улыбнулся.
— Ну да.
Симба потерся об него мордой.
— Так кому же ты поверишь? Своему папе, вот кому. Настало нам с тобой время отбросить то, что наболтали Того и Комби, и поговорить начистоту.
Небо над ними приняло темно-пурпурный цвет сумерек. И пока великие короли прошлого один за другим занимали свои места на небосводе, Танаби тихо сидел рядом с Симбой и слушал о любви.
Глава 55. Ожидание
Нельзя сказать, когда Миша влюбилась в Танаби. Маленькими львятами они были лучшими друзьями, не разлей вода. Большинство членов прайда не представляло одного без другого. Адженти и Нала вместе вскармливали их, тем самым по-матерински поддерживая ростки отношений, ведь они могли однажды принести в семью Адженти сына, в семью Налы — дочь. Конечно, теперь они уже давно перешли на взрослую пищу и выглядели тоже взрослее. И вместе с этим пришла более зрелая любовь, которая углубила, но не заменила их прежние чувства.
Адженти по-прежнему сохраняла влияние над своей «дочуркой» и запрещала ей беспечно заигрывать с Танаби, потому что она все еще не была львицей. Несмотря на свои чувства, Миша все еще оставалась ее львенком, и это не изменится, пока она не станет львицей в глазах прайда. Ее чувства к Танаби росли и углублялись, и она не могла дождаться посвящения и свободы, которую оно несло.
Миша грелась на солнце, лежа на камнях, когда пришел Танаби.
— Смотри, Мисси, замечаешь, что во мне что-то изменилось?
— О да! Она чудесная! Посмотри, мам, как выросла его грива со вчерашнего дня, когда он спрашивал меня в последний раз!
— Не слишком-то вежливо, — сказал Танаби. — В общем я пришел пожелать тебе удачи на вечерней охоте. Слышал, она у тебя первая?
— Да ты неплохо осведомлен, — она улыбнулась. — Я говорю о ней не меньше, чем ты об этой дурацкой гриве… забудь, что я сказала, она не дурацкая. Она чудесная, как и ты.
Танаби лизнул ее в щеку.
— Завтра мое посвящение. Наверное, я слишком долго тянул с церемонией, но я отложил ее из-за тебя.
— Из-за меня?
— Потому что сегодня вечером у тебя первая охота. Я хочу, чтобы завтра на церемонии ты стояла рядом со мной. Я хочу сделать объявление. Ты будешь охотницей, а я буду охотником.
— И на кого ты будешь охотиться?
— На тебя.
— Думаешь, сможешь меня поймать?
— Поймаю, — страстно ответил он. Он задрожал и заговорил почти шепотом: — Время разговоров скоро пройдет, Мисси. Моя любовь будет больше, чем просто слова.
— Я знаю.
— Скажи мне правду. От кого исходят твои чувства - от львицы, или же от львенка? Я знаю, что ты мне подруга, но ждешь ли ты этого союза? Ты уверена, что захочешь меня?
Она прижалась к Танаби, медленно прошлась вдоль него, потершись о его бок, и в заключении обольстительно провела гибким хвостом по его горлу.
— Я хочу тебя прямо сейчас. Как только первая кровь будет на моей щеке, я даже не буду есть. Я вернусь сюда, чтобы найти тебя. Я дам тебе все, о чем ты мечтал — обещаю.
— Миша, — прошептал Танаби, нежно потершись об нее мордой. Его жаркое дыхание на ее щеке дурманило. — Когда ты убьешь жертву, насладись моментом. Ты знаешь, что я стану львом только завтра. Глупый, мимолетный проход солнца и несколько торжественных слов моего отца. Ненавижу церемонии — они такие невыносимо уто-ми-тель-ные и од-но-об-раз-ные.
— И такие долгие, — сказала Миша. — Будь краток. В конце концов, на самом деле ты станешь львом, когда мы останемся наедине.
— О боги! — он снова уткнулся в нее, затем остановил себя. — Пожалуйста, оставь меня. Я сам себе не доверяю.
— Извини, Пушистая Любовь, — она быстро и сдержанно лизнула его в щеку. — Люблю тебя.
— Взаимно. Удачной охоты.
Глава 56. Охота
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем настало время вечерней охоты. Миша первая пришла к месту сбора в тени Скалы Прайда. Пока остальные львицы приходили одна за другой, она нервно расспрашивала их.
Известно, что львицы любят поболтать, когда собираются на охоту. Надо было выговориться вдоволь перед тем, как воцарится тишина преследования. И в результате Миша получила множество советов на все случаи жизни, начиная с того, как охотиться, и заканчивая методами воспитания вежливых и послушных детей. Иша даже спросила, был ли у нее Разговор с матерью. Она смущенно ответила, что был.
— Иша, а на что это похоже — быть со львом?
Окружающие засмеялись.
— Радость моя, — сказала Малэйка, — если она заговорит об этом, мы этой ночью точно никого не убьем.
— Ну, я могла бы рассказать тебе несколько историй, — добавила Иша, хихикая. — Помнишь Таку?
— Таку?! Ты, с Такой?! — на этот раз смех был громче.
— Да вы что! Ни за что на свете! — она притворилась обиженной, затем шепотом продолжила. — Но как мне стало известно из надежных источников, он и Эланна частенько ускользали, чтобы…
— Думай, что говоришь о моей сестре! — Сараби немного обнажила клыки.
Иша посмотрела на Сараби и успокаивающе добавила:
— Да ладно тебе, Сараби. Неужели совсем неинтересно? Ты же сама сказала, что не знаешь, что в нем нашла Эланна. Я тоже не знала, поэтому пошла прямиком к первоисточнику. Эл’ ничего не скрывала, даже мельчайших подробностей…
У Сараби отвисла челюсть.
— Не может быть! Мне она ничего не сказала.
— Естественно. Некоторые вещи не хочется рассказывать сестре, например: «Что на этот раз, шаловливые зайчики или месть антилопы гну?»
Львицы захихикали и подошли ближе, ожидая продолжения.
— Шаловливые зайчики? — обеспокоенно переспросила Миша. — Мама мне о таком не говорила…
— Тс-с! — сказала Узури. — Миша пока еще ребенок. — Узури была старшей охотницей, и все сразу подчинились.
— Тебе не нужны никакие шаловливые зайчики, — замурлыкала Узури. — Любовь между львом и львицей прекрасна, когда она исходит из самого сердца. Танаби посмотрит тебе в глаза и будет умолять тебя о любви. Ты с радостью согласишься. И когда твоя любовь будет сиять, как глаза Айхею, он разделит с тобой тепло своего тела. Любви не надо бояться или стесняться.
Сараби добавила:
— Временами он будет упрямым, безответственным львенком-переростком. Он будет сводить тебя с ума своей глупостью. Ты захочешь выбить из него душу, но потом он раскается, и будет нуждаться в прощении, как сухая трава нуждается в дожде. И ты, не задумываясь, простишь его, потому что любишь. Заниматься любовью хорошо, но есть много способов чувствовать любовь. Я часто вспоминаю, какой защищенной я себя чувствовала ночами рядом с сильным и красивым телом Муфасы. Если проснусь при высокой луне, то поглажу его гриву. Он не проснется, но мягко проурчит, — ее челюсть задрожала. — Прости. Больше слушай старую глупую львицу, живущую прошлым.
— Не говори так, — ответила Миша. — Ты не глупая.
Это была не первая охота Миши. Мать несколько раз брала ее с собой и показывала, как охотится на мелких зверей. Однажды Адженти даже поймала антилопу и на ее теле продемонстрировала все правильные захваты.
Но это была первая охота Миши вместе с другими львицами. Жертва, у которой она должна отнять жизнь, будет бороться, стараясь прожить еще хотя бы час, хотя бы минуту. Она должна быть решительной, но по возможности быстрой и милосердной. Мысли отвлекли ее от Танаби достаточно, чтобы сосредоточиться перед выходом.
— Пора, сестры, — сказала Узури. — Иша, Нала, встаньте по флангам, Малэйка, ты поведешь левый фланг. Остальные за ней, кроме тебя, Миша. Ты пойдешь со мной. Теперь тихо!
С этого момента они будут говорить только шепотом и будут немногословны. Львицы развернулись веером и образовали в высокой траве фигуру, похожую на раковину моллюска.
Да и не было необходимости в обсуждении направления атаки, узурины быстрые жесты ушами, головой и хвостом говорили яснее всех слов. Она повела группу к водопою с поросшей травой стороны, держась против ветра. Довольно простой план, предназначенный для мелкой добычи, а не больших животных, которыми весь Прайд может утолить голод. Это делалось специально для Миши, так же, как это делалось на протяжении бесчисленных поколений, и будет делаться для ее дочерей.
Многое было новым для Миши. Несмотря на множество друзей, она и понятия не имела, что происходило, когда группа уходила на охоту. Даже в вынужденной тишине выслеживания чувствовались родство сестер и единство цели, которых она не нашла бы — и не смогла бы найти — где-то еще. Нет такой львицы, которая не могла бы вспомнить свою первую добычу, так, как будто это было вчера. Единственное, что с годами менялось в их рассказах, так это размеры и проворство жертвы. Первая добыча имела обыкновение становиться крупнее с годами.
В тихой, рассчитанной до мелочей поступи выслеживания они слышали жужжание насекомых, пение птиц, и слабый шорох травы под ногами. Миша использовала свои навыки в играх, преследовании и борьбе с Танаби в полных смеха схватках под акациями. Теперь пришло время их серьезного применения. Иногда она позволяла ему победить, потому что любила его. Теперь по той же причине она должна победить любой ценой. И все же, как сильно она ни любила Танаби, она негодовала от давления, которое чувства оказывали на ее первую охоту. «Я должна победить, — думала она. — Сконцентрироваться!»
Сквозь траву Миша едва различила газелей Томсона, на которых они охотились. Какая удача! Тот же вид, что ей показывала мать! Она знала, что делать и куда бить. Боги были с ней!
Водопой притягивал всех. Большие и маленькие, слабые и сильные — все должны пить. Некоторые звери, вроде львов, принимали воду как само собой разумеющееся. Для других же она была ценным трофеем, который мог добыть только умелый вор. Газели были из лучших воров, но и они допускали ошибки. А этим вечером они как нельзя плохо выставили наблюдателей.
Узури постоянно меняла направление. Время от времени одна из газелей нервно поднимала голову, осматриваясь вокруг в поисках опасности. В этот момент все львицы замирали, не дожидаясь команды. Они шли с подветренной стороны, и их не могли учуять. Они добьются успеха, если будут подкрадываться ровно столько, сколько нужно. Если медлить, то газели напьются и уйдут — животные не задерживаются у водопоя дольше, чем необходимо. Узури могла выбрать подходящий момент как никто другой, и с успехом пользовалась этим.
Напряжение было неимоверным. Миша старалась держать себя в лапах. До сигнала не должно быть резких движений и звуков. Даже погоня должна быть бесшумной, секунды и даже доли секунды, до того, как их обнаружат, могли иметь решающее значение. Миша наблюдала за кисточкой хвоста и ушами ведущей львицы, ожидая сигнала.
Внезапно она подняла уши и хлестнула хвостом. Тотчас же несколько ракет, покрытых золотой шерстью, понеслись к стаду, которое на миг замешкалось от неожиданности, а затем подобно огромному, мгновенно распустившемуся желто-коричневому цветку рассыпалось во всех направлениях. Земля задрожала, как живая.
Охотницы повернули направо. Газели вели себя, как один огромный зверь, держась плотным построением. Тем не менее, один самец отстал от остальных, и Узури начала преследовать его, избавив Мишу от принятия решения. Остальные львицы стали сосредоточиваться на несчастном самце, и расстояние быстро сокращалось. Затем они отступили, и Узури скомандовала: «Миша, вали его!»
Сердце Миши стучало как молот, нервы были натянуты до предела — она сокращала дистанцию. Газель повернулась, и из-за этого потеряла полсекунды. Инстинктивная реакция Миши сделала свое дело — она ожидала поворот.
Миша прыгнула. Ее сильные лапы обвились вокруг шеи, впились в пушистую цель, и ее челюсти сомкнулись… не достигнув цели. Она свалилась и получила в плечо мощный удар копытом уносящейся антилопы.
Она два раза перевернулась, но мгновенно встала и продолжила погоню. Но газель была уже далеко.
— Миша, стой! Возвращайся!
Она подчинилась Узури, но злобно посмотрела назад.
— Мне нужна эта добыча.
— Ты упустила его, — сказала Узури. — Такова жизнь. — она подошла к Мише и посмотрела на ее плечо. — Ходить можешь?
— Да в порядке я, — расстроенно сказала Миша. Она немножко прошлась. — Почти не болит.
— Крови нет, — сказала Узури. — Все будет в порядке, но мы должны возвращаться.
— Мы не можем вернуться, — в ужасе ответила Миша. — Просто не можем! Пожалуйста, я в порядке! Правда!
— Мы пойдем на охоту через две ночи. Если ты будешь здорова, мы будем рады тебя увидеть. Все-таки это моя вина. Надо было проверить твою подготовку и больше помогать тебе. Я знаю, что тебя ждет лев, мне жаль.
В этот момент молодой кролик, у которого кончилось терпение, выскочил из кустов и побежал к своей норе. Бдительная львица прыгнула к нему и порвала его зубами.
— Могла бы дать Мише попытаться, — сердито сказала Узури. Затем выражение ее лица изменилось. — Сестры, возможно, еще не слишком поздно. — Она вымазала лапу кровью и сказала. — Миша, иди-ка сюда.
Миша подчинилась, и главная львица попыталась намазать ее щеку кровью.
— Пожалуйста, не надо, — ответила Миша, отходя назад.
— Они не скажут, — Узури пристально посмотрела на остальных. — Ведь правда?
— Нет, — ответили они. — Конечно, нет.
— Но я-то буду знать, — возразила Миша. — При каждом прикосновении мужа я буду думать об этом. Говорят, что первая жертва не забывается, а я буду жить с этим до самой смерти. Пожалуйста, Узури, не искушай меня.
Узури задумчиво кивнула.
— Мудрые слова, — она нежно потерлась об нее мордой. — У тебя есть честь, как и у твоей матери.
Глава 57. Проблема
Уже в десятый раз за час Танаби спрашивал отца, не возвращаются ли охотницы. Он горел от желания самому усесться на выступе Скалы, но был вынужден сидеть в тишине родной пещеры, слушая наставления Рафики. Зазу плохо видел ночью, и только у Симбы было время смотреть, не показались ли на горизонте темно-желтые пятна.
— Как ты думаешь, они скоро вернутся? — спрашивал Танаби.
Симба спустился и подошел к сыну.
— Значит так, Танаби. Вот что мы сделаем. Ты дашь мне смотреть спокойно, без лишних вопросов, и когда я увижу ее, то сообщу тебе, и быстро проведу закрытую церемонию в кругу семьи, как только она придет. Это будет нашим маленьким секретом. Конечно, завтра будет официальная церемония, но тогда ты будешь в очень хорошем настроении. Понял?
Симба поднялся обратно и уселся на еще не остывшее место.
— Пап.
— Ну что еще?
— Спасибо.
Симба улыбнулся.
— Пожалуйста.
Он хотел, чтобы посвящение его сына было всем тем, чем не было его собственное. Тимон и Пумба были единственными свидетелями взросления Симбы, и они сделали все, что могли, чтобы их юный друг был счастлив. Земли Прайда многие годы не видели настоящего королевского посвящения, каким оно должно быть, с тех пор как у Ахади появилась грива. Благословение было не только льву, в честь которого проводилась церемония, но и всем тем, кто летал, бегал и плавал. И поэтому те, кто боялись львов, любили и чтили Короля Льва. Он был тем, через кого приходила божья благодать. Приходящие на церемонию посвящения будут толпиться вокруг, в надежде прикоснуться к гриве и получить от нее силу, которая передастся и их потомству.
Возможно, Симба был озабочен тем, как порадовать богов и наверстать упущеное за эти годы. Но он беспокоился и о том, чтобы его сын был счастлив. Тут он заметил львиц, возвращающихся с охоты.
— Смотри, это они! — крикнул Симба, гарцуя как львенок. — Танаби, ты слышал?!
Танаби вылетел из пещеры. Два льва встретились в середине скалы и схватились как два котенка.
— Становишься слишком большим для материнского молока, а?
— Ты просто завидуешь.
— Я все еще могу заставить тебя ждать до завтра.
— Папа!
— Иди, поприветствуй ее, мой сын. Приведи ее сюда. И помни, я должен поцеловать ее первым.
Танаби сорвался с места, стряхнув с гривы пыль, и побежал со скалы. «Не могу дождаться, чтобы сказать ей», — думал Танаби, летя сквозь траву, как корабль на всех парусах в открытом море. Глаза львиц в лунном свете сияли зеленым и золотым. Пара этих огоньков принадлежали его любимой.
— Миша! Миша, дорогая! Это я!
Узури прошла мимо него, не подняв глаз, с мрачным выражением на лице. Иша покачала головой, как бы говоря: «Не спрашивай». За ней, опустив голову, шла Миша, на ее распухшем плече был пыльный след копыта.
— Миша?
Миша молча посмотрела на него и разрыдалась.
— Сейчас тебе лучше уйти, — посоветовала Узури. — Скоро она снова пойдет на охоту.
Когда они пришли к Скале, не было нужды говорить Симбе, что случилось.
— Я отдал Зазу приказания, — мягко сказал Симба сыну. — Он будет сопровождать вас, пока Миша не убьет свою первую жертву. Я доверяю тебе, но мы должны пресечь сплетни до их появления.